Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья - [302]

Издавая такие произведения, и безо всяких комментариев, чего же может и что должна достигнуть разбираемая серия? У читателей, за исключением разве что очень хорошо подготовленных и идейно закаленных, неизбежно возникнут полные сумбур и туман в голове! Еще бы: в среднем по 200 страниц в каждой интенсивной советской пропаганды… Подумаем об вероятном эффекте на наивного английского студента, того хуже на мусульман из краев вне СССР, да даже и на русскую эмигрантскую молодежь…

Особенно противен Сафаров, с типично большевицкой развязностью не иначе называющий всех противников советизации Туркестана как негодяями, предателями, бандитами и т. п. Впрочем, в этом Самурский, и Аршаруни с Габидуллиным мало ему уступают.

Сравнительно безобидная, хотя и путаная книжка Валидова имеет тот главный недостаток, что доведена только до 1917 года, а с тех пор в татарской культуре и литературе много воды утекло!

Единственная ценность всех этих сочинений – кое-какие конкретные факты, которые из них можно вылущить. В частности, мы видим, что и в Дагестане, и в Туркестане советская власть была тамошним народам навязана помимо их воли, насильственным путем и вопреки оказанному ей яростному сопротивлению.

Чего в них не сказано (и не могло еще быть сказано в годы их написания), это то, что жизнь Средней Азии при царях была сносной, порою и счастливой, а при Советах превратилась в сущий ад: усмирение басмачей, голод в Казахстане, осушение Аральского моря, всяческие мафии и коррупция… Все это прошлось по степям и горам не хуже, чем орды Чингисхана.

Кусочки правды прорываются (недоглядело «Общество»!) в таких цитатах, как взятая из обращения мусульманского духовенства к Столыпину в 1908 году: «Мы, мусульмано-татарский народ, с давних пор составляли общество, которое чистосердечно относилось как к своему великому государю, так и к правительственным лицам. Мы, имамы, совершали молитвы в каждую пятничную молитву, желали долгого благоденствия как своему великому государю, так и его верноподданным, и высокому российскому правительству. Как было нам не молиться, когда нам от нашего великого государя дарована во всех отношениях полная свобода… Льгот мусульманам в мусульманских государствах по сравнению с льготами великой России нисколько не больше».

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Монархическая этнография», № 2163, 18 января 1991, с. 2.

Тени праязыка

Главный вопрос лингвистики сводится к словам: моногенез или полигенез. То есть, был ли первоначально единый, общий язык у человечества, или было изначально множество языков? А важность вопроса далеко выходит за рамки языковедения, ибо в первом случае мы все происходим от одной маленькой группы (а то даже и от одной пары), что согласно с версией Библии, а во втором от энного количества ничего между собою не имевших общего обезьян, разных на разных континентах и в различных уголках земного шара.

За последнее время наука, – с большим скрипом, преодолевая сильную неохоту, – начинает, чем дальше то больше, склоняться к моногенезу. Но мыслимо ли реконструировать, хотя бы частично, праязык людского рода? Во всяком случае, тут надо действовать с величайшей осторожностью, по этапам (сперва отдельные языковые семьи, потом более значительные объединения), и отнюдь не торопясь. «Поспешишь, людей насмешишь!»

Относительно индоевропейской семьи многое, все основное достигнуто. Гениальный подсоветский ученый, рано и трагически погибший, В. Иллич-Свитыч[759], сделал интересные попытки восстановления более обширной ностратической семьи.

Американец М. Рулен пробует восстановить праязык индейской семьи. К сожалению, когда он переходит к гипотетическому восстановлению общечеловеческого праязыка, то уклоняется от правильного метода и сразу допускает серьезные ошибки (было бы интересно его работы разобрать; может быть когда-нибудь, мы это и сделаем).

Но вот о путях к праязыку. Было бы резонно начать с подробного исследования тех слов, которые обнаруживают смысловое и звуковое сходство в языках разных семейств, географически и исторически удаленных друг от друга. Бросим беглый взгляд на сии проблемы. Похоже, существовал некогда древний язык, где корень ters– выражал две идеи: «сушить», «жечь» и «земля», «страна». От него сохранилось греческое tersomai: «сушить». Но эта группа согласных была очевидно трудной для произношения. Она упростилась в латыни: torreo «сушить» и terra «земля»; и в кельтских языках – ирландское tir «земля».

В тюркских языках, видимо, возникли два варианта: torso «тлеть» и toprak «земля», topra «сохнуть». В малайско-полинезийских языках rs превратилось в n; откуда мы имеем малайские tunu «жечь» и tonah «земля», «страна». Курьезным образом, такое же изменение как на юго-востоке произошло и на северо-востоке: по-эскимосски «земля» tuna, а в родственном алеутском и прямо tanax. Тогда как в индейских языках rs дало t: гуарани tata «огонь», «земля», «страна», тупи tetama «родина». Видимо, то же слово в языках северных индейцев – хайда, чинук – отражено как tega «земля», «страна».

Ближе к индейским языкам стоит айнский: toitoi «земля», «страна» (toi означает «сад») и японский – tsuchi из tuti. Тогда как r уцелело в эвенкcком языке в Сибири – tur «земля», и в гиляцком tor «отмель». И, возможно, в индейском языке перуанцев, кечуа, в t’uru «ил», «тина» (смысл неожиданный, но изменение вполне возможно).