Мифологические персонажи в русском фольклоре - [9]

^Й1 Запись Э. В. Померанцевой, сделана в 1966 г. в дер. По-Tan0D0 Рузского р-па Московской обл. от 65-летней

Н. И. Косаревой.

if I шостью, определенными лицами и определен-мы ми верованиями, отличаются своим ярким ло-іппыіым колоритом, вместе с тем они даже в боль-in* и степени, чем сказки, интернациональны по сво-імѵ характеру.

Русские устные рассказы о мифологических пер-

.......... до сих пор не оценены как своеобразное

иі леи не искусства, одно из ярких проявлений мно~ інмпрлзня народной устной прозы. Они интерес-

ii ы мс только как документ, свидетельствующий о

♦ ім іпшх верованиях, но и своей, пусть неосознан-и«»и, своеобразной художественной формой. Не иіиммѵ ли были так часты и обращения к ним наших писателей, даже столь различных по своему і нирчегкому методу, как Пушкин и Блок, Турге-ім и и Горький, Брюсов и Бунин.

Поверья о лешем издавна привлекали к себе внимание русских исследователей. Уже в конце XVIII и в самом начале XIX в. авторы трудов, посвященных мифологии славян, не только упоминают лешего как одного из наиболее распространенных образов «древнего баснословия», но указывают и на общность представлений об этом славянском демонологическом существе с мифологическими образами других народов, в частности с античными сатирами

РАССКАЗЫ О ЛЕШЕМ

На протяжении XIX — XX вв. русские этнографы и фольклористы неоднократно останавливались на образе лешего, пересказывая поверья о нем, описывая его внешний вид и его действия. Сводки с этими данными мы находим в общеизвестных трудах А. Н. Афанасьева², С. В. Максимова ³, Д. К. Зеленина ⁴. В последние годы изуче-

(¹\М. /7огсое1.'Описание древнего словенского баснословия. ] СПб., 1752; Г М. Д. Чулков]. Краткий мифологический ■ лексикон. СПб., 1767; [он же\. Словарь русских

1 суеверий. СПб., 1782; \он же]. Абевега русских суеве-' рий. СПб., 1786; А. С. Кайсаров. Славянская и россий-

) ская мифология. М., 1807, 1810; Гр. Глинка. Древняя ( религия славян. Митава, 1804; П. Строев. Краткое обо-

* зрение мифологии славян российских. М., 1815.

²А. Н. Афанасьев. Поэтические воззрения слаияи на природу.

³ С. В. Максимов. Нечистая, неведомая и крестная сила.

⁴Д. К. Зеленин. Очерки русской мифологии. Пг., 1916; он же. Russische (ostslawisclie) Volkskunde. Berlin,

1927.

и иг русской демонологии как бы подытожил

< Л. Токарев⁵.

Русскими поверьями о лешем неоднократно ин-н |іггоцались и зарубежные ученые, например, не-‘Ц 11 к 11іі исследователь Маннгардт⁶, а в наше вре-'і и Л. Рёрих⁷ и Сл. Цешевич⁸. Во всех этих palm ых, относящихся к разному времени, написан-ііі.іч представителями разных научных направлении. подчеркивается общность образа лесного ду-л \ разных народов и высказываются более или и игг убедительные предположения о его проис-«окдгпни. Одни исследователи считают его духом \ч л. порождением культа растительности, дру~ хозяином леса, покровителем зверей и птиц.

1 Іщ м-дняя точка зрения убедительно мотивируется и jmootc Л. Рёриха.

< [чицштелыю поздиий по _:своему происхождению антропоморфный образ русского лешего очень'

» «т.ы-н и сочетает в себе элементы разных куль-]^ »ин, однако черты повелителя лесного хозяйст-іні и’йствительно в нем доминируют. Недаром он пі (.гдісо появляется в сопровождении стада волков, и» |іггоііяет с места на место зверье и птиц, охра-інп і \гс от охотников и т. д.

I І.шример, в поверьях Смоленской губернии,

11 и игл иных в конце XIX в., подчеркивается, что і омпк — хозяин леса, что лесные звери ему подпои им. В каждом лесу, по убеждениям смолен-

• і пч крестьян, был свой лесовик, он заключал до-11мі«111і*і с охотниками⁰.

К одном рассказе, записанном в Вологодской м к* ріпііі, леший выпивает в кабачке ведро водки и ииіпт дальше стадо волков^{23". Н. Мендельсон}

записал в Рязанской губернии следующий рассказ дряхлой старухи: «К кабатчику ночью пришел мужчина в звериной шкуре и с толстой дубинкой. Выпил водки и пошел. Кабатчик вышел и увидел зверье. На его вопрос мужчина сказал: «Это я товарищу в карты проиграл и теперь иду долг платить».— «А кто ты такой будешь?» — «Я—царь лесной» ^и.

В Калужской губернии старуха рассказала собирателю, как перед лесным пожаром леший, трубя в рог, перегонял зверей: «Гляжу, валят из леса медведи да с ними волки, лисицы, зайцы, белки, лоси, козы — одним словом всякая лесная живность и каждая своей партией, с другими не мешается, и все мимо меня с лошадьми, и не смотрят даже на нас, а за зверьем и «сам» с кнутом за плечом и рожком в руках, а величиною с большую колокольню будет» ¹².

Признавая сложность образа лешего (лесовика, лешака, лисуна, лесного хозяина), С. А. Токарев предполагает, что он создан славянином-земле-дельцем ^І3. Однако его доводы, что именно земледелец боялся леса и поэтому населял его в своем воображении страшными существами, недостаточны. В той же мере образ этот мог быть создан и скотоводами. Недаром столь многочисленны рассказы о договорах лешего с пастухами. Наиболее же вероятно появление культа хозяина леса у охотников. Не только русский леший, но и несомненно близкие ему персонажи в мифологии других народов, такие, как античный пан, сатир, силен, фавн, эстонский лесной дух, югославянский волчий пастырь, скандинавские скугсмен и юлбок, мордовская вирява, как правило, не связаны с культом растительности, а являются прежде всего хозяевами лесного зверья. «Несмотря на региональные различия лесных духов,— справедливо утверждает Л. Рёрих,— родственные и схожие