Мифологические персонажи в русском фольклоре - [7]

. В быличках открывается именно тот особый мир, в котором «все стихии требуют

^яаАлександр Елок* Собрание сочинений, т. 11. Л., 1934 стр. 134.

особого отношения к себе, со всем приходится нступать в какой-то договор, потому что все имеет образ и подобие человека, живет бок о бок с ним не только в поле, в роще и в пути, но и в бревенчатых г генах избы» ³⁴. Атмосферу эту сумели воссоздать и А. Н. Афанасьев ³⁵ и С. В. Максимов ³⁶. О непосредственном общении реального и потустороннего ми-Р«і, характерном для содержания быличек, говорит и К. Ранке: «Здесь живет чудо в многообразных сіюих проявлениях и разнообразных воплощениях, живет среди людей со своим волшебством и призраками: домовой в доме, колдунья по соседству, водяной в деревенском пруду, великан в ближнем зам-

47

кг и т. д.»

К. Ранке указывает на то, что подобная тесная

< иизь двух миров возможна только при восприятии « мгрхъестественного как реальности, как достовер-іімго факта. Мистическим содержанием быличек определяется их психологическая настроенность как імгсказа не только об удивительном, но и страшном, .кугком. Поэтому утерей предпосылок для возник-мспігиия суеверных рассказов, исчезновением веры /{смонологические существа, невозможностью иі> пшкновения необходимой для развития быличек ммгііой атмосферы и объясняется их деградация и \ шраііие в наше время.

Хотя былички, как и другие жанры несказочной

• іімі ч.і, действительно, как утверждает швейцар-« • пи исследователь М. Люти³⁸, являются чем-то

• |н дпнм между формой и бесформенностью, в этой

форменности», которая, на мой взгляд, явля-і и и гпоеобразной формой этого жанра, можно наминать определенные стилевые закономерности.

< могобразие формы быличек определяется тем, ■ім» ,‘то рассказы о столкновении человека с поту-

’ * ■

I іім же, стр. 185.

< м.: А. Н. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на

природу, Т. I—III. М., 1865—1869.

(\ В. Максимов. Нечистая, неведомая и крестная

• и \п. (1 Іб., 1903.

hint Rntike. Betrachtungen zum Wesen und zur Funklion

ill M, ire liens. «Studium Generale», 1958, N 11, S. 656. i\ l ittiii. Gestalt und Erzahlweise der Volkssage. «Sagen

ІІН.І line Deutung». Gottingen, 1965, S. 11—27.

СТоронйим мйром, рассказы не только о чем-то Необыкновенном, но необъяснимом и страшном. Ставя знак равенства между былями, быличками и бывалыцинами, В. Я. Пропп по этому поводу пишет: «Это рассказы, отражающие народную демонологию. В большинстве случаев это рассказы страшные» ³⁹. Эту же сторону суеверных рассказов отмечает и К. Ранке, распространяя ее без достаточных оснований на все категории несказочной прозы: «Оии темны, мрачны и тягостны. В них — ужас перед потусторонним миром»⁴⁰.

Несмотря на то, что эстетическая функция в бы-личках вторична и стилистические средства в них менее выработаны, чем в сказочных жанрах, можно все же обнаружить их жанровые приметы не только в содержании и системе образов, но ив композиционных и изобразительных средствах. Структура былички, ее композиция, система ее образов, поэтические приемы, портрет, пейзаж, образ рассказчика — все это определяется основной функцией быличек, подчинено главной задаче — доказать, утвердить, подкрепить то или иное верование. Поэтому быличка всегда носит характер свидетельского показания: рассказчик либо сообщает о пережитом им самим случае, либо ссылается на авторитет того лица, от которого он об этом случае слышал (например: «Мужик Кузьмин рассказывал мне и божился»⁴¹). Своеобразным «лирическим героем» былички является «свидетель», и образ этого свидетеля, его вера в достоверность рассказываемого, его потрясен-ность встречей с существами потустороннего мира всегда в ней наличествует независимо от того, рассказывается ли она от первого лица или является переложением рассказа соседа, отца, деда.

Поскольку в быличке обычно говорится об исключительном случае, нарушающем течение нор-

тшттттшшш

^3£>В. Я. Пропп. Жанровый состав русского фольклора,

стр. 60.

*° Kurt Ranke. Betrachtungen..., S. 565.

⁴¹П. Ефименко. Демонология жителей Архангельской губернии, стр. 52.

мим,пой жизни, в подавляющем количестве бы-мічок после одной-двух вводных фраз словом идруг» или каким-либо равнозначащим ему, или і.г интонацией, передающей неожиданность, на-чиіыстся кульминация повествования. Например: Ходила я с матерью в лес, вдруг вижу...»⁴²;

I Ігпгстки моей Катерины мать ходила удить, и іруг слышит...»⁴³; «Ходил полесовщик по лесу,

( 1|М‘ЛЯЛ птицу и пришел в избушку, вытопил, по-і t«i 1111 л варить птицу, а сам лег на лавке, отды-н.м-т. Вдруг залаяла собака на дворе, и ви-пи*...»⁴⁴; «Мужик идет лесом... вдруг как засвис-міг н захохочет на весь лес»⁴⁵; «Лошадь встала... И фуг как с саней что-то повалилось, ровно же-ѵ і.і иуд, и покатилось, и застучало в сторону» ⁴⁶.

I Іодпбный композиционный прием типичен для «♦ыличек разных циклов, является своеобразным

• •ьнііім местом».

ІѴм, что быличка рассказывает о страшном, пи (наделяется и преобладание в ней, в отличие от

• ыі пси, трагического исхода: после встречи с лешим, русалкой, водяным, хозяином земных недр чі миіск начинает задумываться, становится мрачным, угрюмым, чахнет, пропадает или даже гиб-ім і 'Таинственность содержания и трагичный фи-н