Мифологические персонажи в русском фольклоре - [6]

j» Гмшки, Г. Кайсарова, П. Строева и других.

¹¹ іп.іко и в работах XVIII — начала XIX в.

*......и не тексты быличек, а лишь многочислен-

чі*і міндс гельства об их существовании и бытова-

S|»-.im к.іфсдры литератз'ры Воронежского государствен-цімм ѵпииерснтета, колл. 66(9), л. 115.

* м Демонология и древнерусской

............ М., 1915; II. М. ГальковскиІі. Борьба хри-

ііі.нн ііі.і с остатками язычества в древней Руси, т. I,

.і«Ыѵі«і», 1910; т. II. М., 1913 и др.

нии среди «простых людей», а также пересказы некоторых из них.

Так же обстояло дело и в первой половине XIX в. И. М. Снегирев, например, в своем труде дает общий обзор верований, подробно передает суеверные представления о лешем, о русалках, но не приводит ни одного текста²⁶. М. Н. Макаров говорит о том, что «по всей России вы найдете живые предания о леших» ²⁷, но только пересказывает, а не цитирует их. И. П. Сахаров также дает лишь в пересказе многочисленные предания

о ведьмах, домовых, лешем, водяном, кикиморе^{18. В пересказах даны и интереснейшие поверья в большинстве очерков, печатавшихся в периодических изданиях середины XIX в.19 Автор одного из них, называя былички анекдотами о «неприятной силе», утверждает, что «из воображаемых героев этой неприятной силы примечательнее прочих дворовый, лесной и водяной: ведьм и русалок здесь не знают»20. Подлинные тексты пяти рас-Г сказов о лешем (трй^ мемор^та_ д^ва^^аЪулата) с о держатся только в«Памятно й . _кн ижке~~Архан -}

за 1864 год» в записи IT Ифи-^менко. К сожалению, остальные^ былички собиратель тоже дает только в пересказе ^21.

Вплоть до самого конца XIX в. в богатейших материалах, собранных Русским географическим

обществом, Отделением русского языка и словесности Академии наук, Тенишевским этнографическим бюро имеются в основном только свидетель-гтиа о тех или иных верованиях, повериях и, как правило, схематические пересказы быличек. Сами же тексты приводятся очень редко. Не удивительно, что и в основных трудах, посвященных народным верованиям,— не только в «Поэтических иоззрениях славян на природу» А. Н. Афанасьева, по и в более поздней работе С. В. Максимова •Л Іечистая, неведомая и крестная сила» и даже в исследованиях Д. К. Зеленина — мы не только не находим анализа текстов быличек, но даже и постановки вопроса о жанровой природе или о художественной значимости суеверных рассказов.

Таким образом, при изучении жанровых особенностей их приходится опираться на хронологически крайне ограниченный материал, а именно на записи этих рассказов, сделанные в самом конце XIX и начале XX в., так как большинство материалов, записанных в советское время, естест-иеино, свидетельствует уже о распаде жанра, об ѵтере им самого основного признака — веры в достоверность рассказанного. Для текстологического анализа пригодны публикации П. С. Ефименко, В. Н. Перетца, П. Г. Богатырева, Н. Е. Ончукова, Д. К. Зеленина, Б. М. и Ю. М. Соколовых, немногие записи, хранящиеся в архивах. Лишь эти, сравнительно поздние (источники дают возможность поставить вопрос о быличке как об особом жанре, отличающемся, с одной стороны, от предания или бывальщины, т. е. от суеверного фабула-та, а с другой — от поверья, типа зафиксированного А. А. Блоком поверья бобловских крестьян «Она мчится по ржи»³². Поверье является либо обобщением каких-то представлений, либо еще не оформившимся в отдельный рассказ сообщением, йыличка же — рассказ о конкретном случае, базирующийся на верованиях и связанных с ними по-іісрьях.

^|-‘ «Литературное наследство», т. 27—28. М., 1937, стр. 322.

При анализе жанровых особенностей быличек следует учитывать и особые условия их бытования. Рассказывание их никогда не является самоцелью, они возникают «по случаю», вызванные той или другой житейской ситуацией или особой психологической настроенностью рассказчика и его слушателей. Обычно одна быличка влечет за собой цепь аналогичных рассказов, так как содержание былички, в отличие от сказки, не исчерпывается рассказанным, не ограничивается рамками одного сюжета, а выплескивается за их пределы, настраивая слушателей на восприятие дальнейших впечатлений от неизвестного, таинственного и страшного мира.

Братья Б. и Ю. Соколовы указывали на то, что былички особенно популярны среди охотников, рыболовов, частично — солдат, т. е. у людей, переживающих «большое накопление впечатлений, таинственность и жуть природы». Следует прибавить к этому перечню еще лесников, пастухов, горнорабочих.

Исследователь должен учитывать особую атмосферу, в которой только и мыслимо существова-ііиеб ыл ич е к. ~Вне этой атмосферы они не только теряют свое этическое и эстетическое воздействие, но перестают быть объектом исследования. Вырванная из контекста быличка не является уже живым фактом устной прозы.

Александр Блок, говоря о поэзии заговоров и заклинаний, воссоздал с необычайным мастерством ту внешнюю обстановку и те душевные переживания, среди которых они могли возникнуть, т. е. ту же самую атмосферу, в которой живут и былички. Чтобы ощутить мир народных суеверий, писал он, «необходимо вступить в лес народных поверий и суеверий и привыкнуть к причудливым и странным существам, которые потянутся к нам из-за каждого куста, с каждого сучка и со дна лесного ручья»