Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России - [91]
Уровень урбанизации дворянства в 1897 г. был неодинаков в разных губерниях и почти никак не был связан с уровнем урбанизации всего населения. Исключением являлись губернии с крупнейшими городскими центрами — Санкт-Петербургская, Московская, Херсонская (Одесса) и Лифляндская (Рига), — которые выделялись самым высоким уровнем урбанизации как всего населения, так и дворянства>{492}. В этих четырех губерниях от 72 до 97% дворян были городскими жителями. Высоким был процент городских дворян также в Харьковской губернии, содержавшей шестой по величине городской центр Европейской России, и в семи северных и восточных губерниях, в которых дворянское землевладение было или неразвито (в Архангельской, Нижегородской, Казанской, Астраханской), или многие, владевшие землей дворяне, не жили в своих поместьях (в Вологодской, Ярославской и Владимирской). На другом полюсе находилось одиннадцать губерний с наименьшим процентом городских дворян (12—36%), в числе которых были все западные губернии, кроме Киевской, а также Полтавская, Смоленская и Уфимская. В Киевской губернии наличие пятого по численности города империи уравновешивало необычно большое число дворян, постоянно проживающих в своих имениях, так что в итоге дворянство здесь было на 55% городским. В остальных губерниях Западного края второй фактор являлся доминирующим.
В западных губерниях дворянство было самым многочисленным и наименее урбанизированным, и здесь же доля русских среди дворянства была наименьшей. В 1897 г. великороссы составляли 47,0% всех потомственных дворян на территории Европейской России, поляки — 26,2%, белорусы — 9,9%, украинцы — 7,2%, литовцы — 4,5% и немцы — 2,5%>{493}. В двадцати девяти центральных, северных и восточных губерниях, в которых проживало 66% дворян-великороссов, они составляли 75% и более членов первого сословия. Еще 14% дворян-великороссов проживали в Бессарабской, Херсонской, Таврической, Екатеринославской, Харьковской и Оренбургской губерниях, где они составляли этническое большинство в 56—71%. Остальные 20% проживали в пятнадцати губерниях на окраинах и составляли относительное этническое большинство в Черниговской (48%) и Киевской (41%) губерниях, значительное меньшинство (22—35%) в Уфимской, Эстляндской, Лифляндской, Гродненской, Волынской, Подольской и Полтавской губерниях и незначительное меньшинство (4—18%) в Курляндской, Витебской, Могилевской, Виленской, Минской и Ковенской губерниях.
Все другие крупные этнические группы, входившие в состав первого сословия на территории Европейской России, проживали преимущественно на окраинах, особенно на западе, и только поляки и немцы в значительном числе расселились по великорусским губерниям. Под воздействием майоратного права в прибалтийских губерниях и сильной традиции служения государству почти половина немецких дворян расселилась за пределами своей исторической родины — 18% в Санкт-Петербургской губернии и еще 30% — в остальной части Европейской России, причем в двадцати шести губерниях они составляли от 1,0 до 3,5% дворянства. В прибалтийских губерниях, где проживало 52% немецких дворян, они составляли: 62% первого сословия в Эстляндской губернии, 50% — в Лифляндской и 38% — в Курляндской.
К 1897 г. две трети всех польских дворян, проживавших на территории империи, жили в Европейской России за пределами областей прежнего Королевства Польского. Подобно балтийским немцам, но по другим причинам польские дворяне широко расселились по пространствам Европейской России за пределами своих губерний, т.е. девяти западных и Курляндской губерний (см. гл. 5, примеч. 54). И все же в этом регионе проживало 83% польских дворян. Они составляли большинство (52— 58%) дворян в Ковенской, Виленской, Гродненской и Витебской губерниях, относительное большинство (40—50%) дворян в Волынской, Подольской и Курляндской губерниях и меньшинство (28—40%) в Киевской, Могилевской и Минской губерниях.
Остальные этнические группы дворян Европейской России имели чисто региональное значение. 97% всех белорусских дворян проживали в пяти губерниях, где они составляли большинство в 52—58% среди дворян Минской и Могилевской губерний и меньшинство в 17—33% в Виленской, Витебской и Гродненской губерниях. 98% литовских дворян проживали в Ковенской и Виленской губерниях, где они составляли 37% и 4% соответственно от всех дворян губернии. 92% украинских дворян проживали в восьми губерниях — в Волынской, Подольской, Киевской, Черниговской, Полтавской, Харьковской, Екатеринославской и Херсонской губерниях. Они составляли большинство (68%) среди дворян Полтавской губернии и меньшинство (13—41%) в семи других губерниях. Другие национальности составляли значительное меньшинство (а в одном случае даже большинство) среди дворян следующих провинций: эстонцы в Эстляндской губернии (4%); румыны в Бессарабской (22%); крымские татары в Таврической (13%) и в Минской (5%); волжские татары в Уфимской (55%), а также в Пензенской, Оренбургской, Саратовской и Самарской губерниях (4—18%); башкиры в Оренбургской (9%) и Уфимской (5%) губерниях.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.