Между ушами. Феномены мышления, интуиции и памяти - [45]

В свое время на этом оселке спотыкались видавшие виды христианские миссионеры. «Согласитесь, ведь непорочное зачатие – чудо?» – наседали они на бестолковую языческую паству. «Чудо, – невозмутимо соглашался язычник, – но ведь и обычное зачатие тоже чудо!» Языческое мышление сродни детскому, оно не приемлет прямолинейной аристотелевой логики, беззастенчиво вторгающейся в живую плоть мира. Оно ставит чувственный образ впереди рассудка, но кто угадает необходимую меру?

И в конце концов, кто знает: быть может, дивный взлет античной мысли и пластических искусств, явивший миру великолепные шеренги выдающихся художников и глубоких мыслителей, объясняется не столько избыточной политизированностью афинского демоса, сколько неистощимой любознательностью древних, выросшей из нерасчлененного, синкретического взгляда на мир.

К сожалению, с годами непосредственность и свежесть восприятия безвозвратно утрачивается. Большинство людей выстраивают свой видимый мир весьма основательно и впредь уже избегают любых переделок. Каждая вещь занимает положенное ей место и нанизывается на булавку с этикеткой, как бабочка в коллекции энтомолога. Мечтательность объявляется персоной нон грата. Нужно жить земной жизнью, в поте лица добывать хлеб насущный, делать карьеру и деньги, а не заниматься пустыми фантазиями. Мышление становится все более косным и стереотипным, накрепко привязанным к жестким реалиям недружелюбного мира, который своей заурядностью и унылой предсказуемостью напоминает стершийся медный пятак. Многоцветный чувственный образ мало-помалу вытесняется сухим расчетом и изощренной схоластикой логических схем. Порой мы грустим и вздыхаем о невозвратной поре детства, но мир ломает каждого, принуждая крутиться как белка в колесе. Только немногим удается не растерять по дороге золотой запас живого созерцания, и как раз из таких людей вырастают подлинные творцы, переворачивающие привычные представления и рождающие новые смыслы. Эти редкие люди, сохранившие спасительный атавизм непосредственного постижения действительности, востребованы не только изящными искусствами, но и строгой наукой. Вопреки распространенному убеждению, образное мышление столь же необходимо математику или физику, как и художнику или поэту. Великий математик Давид Гильберт однажды так прокомментировал поступок своего бывшего коллеги: «Он стал поэтом. Для математики у него было слишком мало фантазии».

Однако даже этим счастливчикам, умеющим проникать в суть вещей, приходится сделать серьезное умственное усилие, чтобы увидеть мир как он есть. К сожалению, стереотипы прирастают намертво, как живая плоть, а избавление от них – процесс необыкновенно мучительный. В качестве примера можно привести забавную историю, приключившуюся на международном психологическом конгрессе в Геттингене. О ней рассказывает С. М. Иванов в своей книжке «Формула открытия».

Представьте себе старинную университетскую аудиторию со стрельчатыми окнами. Все идет своим чередом. Докладчики на трибуне сменяют друг друга. Кто-то слушает, кто-то клюет носом, а кто-то нетерпеливо ерзает на месте, предвкушая банкет и вечернюю развлекательную программу.

Внезапно из коридора доносится шум, двери с треском распахиваются, и в аудиторию влетает человек в одежде клоуна. Его преследует черный как смола негр с пистолетом в руке. Некоторое время странная пара мечется взад-вперед, негр настигает клоуна, завязывается короткая борьба, гремит выстрел, клоун вырывается и мчится к двери. Негр бежит за ним, и через мгновение из коридора слышен только затихающий топот. Остолбеневшие делегаты переглядываются и недоуменно пожимают плечами. Тогда поднимается председатель и, успокаивая гостей, приносит извинения за то, что им пришлось немного понервничать. Он говорит, что они с коллегами изучают память и придумали и разыграли этот маленький спектакль, осмелившись привлечь уважаемых делегатов в качестве испытуемых. Клоун и негр – здешние студенты. Сценка была весьма эффектной – с погоней и стрельбой, события разворачивались у всех на виду, в центре аудитории, да и времени было вполне достаточно, чтобы все хорошо запомнить – двадцать секунд. Поэтому уважаемых гостей, каждый из которых собаку съел на отчетах и наблюдениях, просят взять бумагу и карандаш и как можно подробнее изложить все, чему они только что были свидетелями. А поскольку у нас имеется видеозапись спектакля, мы сопоставим ваши описания с истинным положением дел.

«Перья заскрипели. <…> На другой день делегаты испытали еще большее потрясение. Из сорока описаний только одно содержало менее 20 % ошибок. В 14 описаниях доля ошибок колебалась между 20 и 40 %, в 12 – между 40 и 50 %, а в 13 описаниях ошибок было более 50 %. В десяти описаниях 10 % деталей было сплошным вымыслом: кому-то показалось, что негр стрелял дважды, кому-то – что клоун истекал кровью, а кому-то даже, что клоун преследовал негра».

Почему же так много ошибок? Это результат работы особой системы, которую принято называть системой перцептивных эталонов. Когда вы читаете незнакомую книгу, вам не составляет никакого труда правильно интонировать фразы. Если вам встречается оборот «не более», то с высокой степенью вероятности вы предполагаете, что за ним последует слово «чем». Или как в предложении, которое вы только что прочли: если в начале стоит «если», то почти наверняка обнаружится «то». Этот феномен называется антиципацией, или предвосхищением. По небольшому фрагменту мы умеем восстанавливать целое. Точно так же дело обстоит и со зрительным восприятием. Нам нет необходимости пристально всматриваться в знакомый предмет, потому что в особых структурах головного мозга хранится его перцептивный эталон. Поэтому, как правило, вполне достаточно беглого взгляда, чтобы сразу же опознать объект. Подобно тому как знаменитый палеонтолог Жорж Кювье брался по ничтожному фрагменту скелета восстановить весь костяк доисторической ископаемой твари, так и наше сознание без труда лепит законченный образ, оттолкнувшись от незначительной детали. На протяжении жизни головной мозг формирует великое множество различных перцептивных эталонов, и слаженная работа этой системы изрядно стереотипизирует наше мышление. Такие автоматизмы – великое благо: не будь их, самый элементарный акт зрительного восприятия немедленно обернулся бы мукой мученической.