Между Средиземноморьем и варварским пограничьем - [39]

Первое судебное решение по этому процессу, написанное от имени короля Хлотаря III, показывает, что королевское окружение четко разделяло прерогативы государя как верховного арбитра и право выносить юридически обоснованное решение, которое, как видно из документов, принадлежало графу дворца. Последнему было дано поручение проверить решение суда по передаче земли монастырю Сен-Дени. В частности, ему полагалось удостовериться в соблюдении юридических формальностей и установить подлинность документов[47]. Подобные прерогативы значили очень много, т.к. именно проверка подлинности грамот часто приводила к полному изменению хода процесса. Об этом, например, свидетельствует Григорий Турский, когда он пишет об изгнании Эгидия, епископа Реймса, произошедшем в 590 г. В частности, в критический момент заседания суда епископов были отложены на три дня, чтобы дать обвиняемому иерарху возможность подготовить опровержения представленных документов и оправдание своих действий^{306}. Поэтому несмотря на то, что король вынес решение в пользу Сен-Дени в деле о собственности Эрмелена, он и его двор фактически переложили решение на графа королевского дворца, т.к. они дали ему право либо одобрить решение, либо признать — процесс провели с нарушением формальностей[48]. Это разделение судебных полномочий напоминает практику поздней Римской империи, в соответствии с которой верховную судебную власть представлял префект претория, а император имел право быть верховным арбитром^{307}.

Тяжба между Сен-Дени и епископом Ле Мана Берхарием, который стал покровителем вдовы Эрмелена, потребовала присутствия большого количества королевских чиновников. Грамота упоминала сенешаля (имя которого не читается), референдариев Видрахада и Ансеберта, и графа дворца Халдолоальда. Но в этом случае графа дворца не попросили проверить юридические формальности, хотя к нему обратились, когда понадобилось подтверждение того, что один из держателей спорной земли пользовался ей не менее десяти лет. Таким образом, во втором разбирательстве роли отдельных королевских чиновников распределились по-другому, чем в первом случае, и граф дворца, как оказывается, тоже был ограничен в своих прерогативах. Видимо, присутствие высших государственных чиновников при разбирательстве удовлетворяло представлениям королевского окружения о том, что высшая юрисдикция принадлежала главе страны лишь отчасти.

Несмотря на постепенное усиление майордома Эброина в 670-е гг. и связанной с этим борьбой за власть, разбирательства в королевском суде по-прежнему ограничивались частными исками по поводу условного держания, и никто из враждовавших с майордомом исторических личностей в них не появлялся.

Следующая в хронологическом порядке запись из королевского суда относится к 679 г. В этом году разбиралось дело Амальгара, землевладельца, удержавшего за собой земли, которые он и его отец держали от Берты, и ее дочери Ахильды^{308}. Фактически ситуация была идентична делу монастыря Сен-Дени против Эрмелена и Ингоберги. В обоих случаях имел место договор условного держания земли. Эрмелен, передав земли супруге в совместное пользование, затем заключил договор условного держания на них, что и привело к необходимости выяснять права на землю в суде. В случае с Амальгаром его отец и он сам были держателями, в то время как владельцами являлась Берта и ее дочь Ахильда. Проблема, таким образом, как и в предыдущем случае, состояла в согласии землевладельцев с практикой условного держания. Однако решение оказалось противоположным — суд признал право Амальгара (держателя) на земли с тем условием, если он докажет, что он держал их более тридцати лет. В то время как по делу Эрмелена суд принял решение в пользу владельца земли (монастыря Сен-Дени), в случае с Амальгаром он решил дело в пользу держателя, а владелица земли проиграла. Решение обосновано принципом — земля переходит к тому, кто ее держит, после тридцати лет пользования. Это правило широко применялось в договорах эмфитевзиса, распространенных в Византии и в областях Италии, находившихся под культурным и политическим влиянием державы ромеев^{309}. Однако кроме указанного случая, нет свидетельств того, что в Галлии эмфитевзис пустил глубокие корни. Это дает возможность задуматься, каков был процесс выбора правовых норм в ходе судебных заседаний, а также предположить, что в меровингском королевском суде могли использоваться правовые принципы, заимствованные из других областей Европы.

Исследование последующих процессов показывает, что условное владение земельной собственностью (практика, которая получила развитие в последующие периоды в виде бенефиция или прекария) в меровингскую эпоху действительно являлось слабым звеном в землевладении в позднемеровингских королевствах. Например, в 691 г. состоялось разбирательство дела, возникшего из-за местечка Нуази (“Noisy”)^{310}. Это поселение было отдано некоему Варину, который затем стал графом Парижа. После оно перешло к Ингоберту, который был связан в Варином семейными узами. Он и его жена Ангантруда в итоге передали Нуази монастырю Сен-Дени. Затем была достигнута договоренность между аббатом Сен-Дени Хайноном, Магноальдом, аббатом монастыря “Tussonevalle”, и королем Теодерихом III, в соответствии с которой доходы с этой земли делились между всеми заинтересованными сторонами. Магноальд и майордом Берхарий затем договорились о пользовании собственностью. Дрогон, сын Пипина II (одного из родоначальников династии Каролингов), был женат на дочери Берхария. Он предъявил требование к монастырю вернуть земли. Таким образом, его претензии были основаны только на том факте, что его тесть когда-то участвовал в разделе монастырских «десятин»