Между небом и тобой - [38]
Встаю.
– Ты пошел раз или ты пошел два? – улыбается Тьерри.
Смеюсь от души. Я уже смеюсь без тебя, но не так долго и весело.
Тьерри возвращается в свою неврологию, я звоню на Труа. Жан-Пьер только что вернулся с карате. Прошу его сделать на Гугле рассылку насчет Патриса. Называю его фамилию, которая должна была стать фамилией нашей дочери.
Прохожу мимо Гран-Пале. Как часто я тебя сюда притаскивал против твоей воли, но ты шла – чтобы доставить мне удовольствие. Ты любила людей и истории из жизни. А я на тебя злился, когда пропускал по твоей вине выставки, и сейчас злюсь: зачем тебе понадобилась эта ложь обо мне? Зачем ты навязала мне такую бессмысленную миссию? Я злюсь, ох, как же я зол, любовь моя.
Сегодня у меня на плечах белый «жозеф». Когда мы с тобой впервые встретились на свадьбе твоей кузины, «жозеф» поверх моего пиджака был не белый, а полосатый, как тельняшка. Ты дала мне свой телефон – в замке отца, тогда еще не придумали мобильников, и я пригласил тебя на следующей же неделе полакомиться банановым сплитом в пабе «Рено»[81] на Елисейских Полях. Ты посмотрела на мой полосатый свитер и спросила, всегда ли я ношу тельняшки, – может быть, это традиция моего острова? Я скрыл от тебя, что в тот вечер, когда судно моего отца вернулось в порт без него, я накинул его тельняшку себе на плечи, чтобы она согревала меня в жизни, которой отныне надо противостоять в одиночку.
Мы вышли из паба вместе. Я приехал на скутере, ты – на старенькой итальянской малолитражке, общей с сестрами, но, не желая меня унизить, сказала, что пришла пешком. И мы гуляли всю ночь, шли куда глаза глядят без всякой цели, сравнивали твое детство с моим. Потом тебе стало холодно, я накинул тебе на плечи свой «жозеф». Чувствовал себя без него голым, но не мерз, нет, я таял под твоим взглядом.
Ну вы сильны, ребята! Молодцы, здорово! Высший класс. Когда вы были интернами, то валяли дурака, устраивали розыгрыши, издевались над однокашниками, которые, по вашему мнению, плохо относились к пациентам. Вы добавляли нерадивым в кофе слабительное, гипсовали колеса их мотоциклов, засовывали в карман украденное из анатомички ухо…
Сейчас Тьерри почтенный врач-невролог, деликатный человек и элегантный мужчина. Когда ты сообщил ему, что мы перебираемся на Труа, он воспринял это как настоящий друг: обрадовался за нас. Дэни с ним не знакома, Альбена видела два раза в жизни: на собственной свадьбе и на моих похоронах, но при встрече не узнала, еще бы – бородатого, растрепанного, в грязных тряпках. Он пару раз прокололся, но в конце концов прекрасно выпутался.
Я слышала от Сириана о том, что мать Альбены ее ненавидит, но про братишку никогда. У нас у всех есть свои тайны. Может быть, я бы лучше ее понимала и больше любила, если бы знала?
Я не забыла паб «Рено», мой бализки. Ты не захотел использовать свое сиротство, чтобы я тебя пожалела и приголубила. И столько лет ждал, что отец вернется, пусть с потерей памяти, пусть раненый, но вернется. «Жозеф» на плечах – твое космическое одеяло[82], твой костюм Супермена, твой «Бэтмобиль». Ты делил его со мной и со спасенными тобой пациентами. Ты укрывал им всю нашу семью.
Знаешь, люди, случается, под дождем закрывают зонтик, отказываются от «крова» над головой и промокают насквозь. Вот что-то такое проделала и я, перебравшись в пансионат. Я скинула с плеч твой свитер и оставила под зонтом тебя одного. Я не хотела тащить вас с собой под дождь – Помм, Маэль и тебя. Не надо злиться, да еще так сильно, любимый, не надо.
14 декабря
Отец Сириана заявляется в отель ровно в тот момент, когда я иду через холл.
– Ах, какой сюрприз, доктор!
– К сожалению, сюрприз не очень-то приятный. У меня плохие новости.
Приглашаю его в свой кабинет.
– С Сирианом все в порядке? Он здоров? Вы меня напугали!
– Он-то в полном порядке, а вот мой пациент – совсем наоборот. Я много лет консультирую одного человека с тяжелым заболеванием сердца. Большой оригинал, коллекционер произведений искусства, живет в замке, в Дании. Богатый меценат, которого часто принимают за бездомного бродягу.
– Вы хотите, чтобы он остановился в моем отеле? Польщена. Конечно, у нас не «Ритц», но…
– Вчера он столкнулся с вами здесь, прямо у ваших дверей.
Хватаю со стола скрепку и начинаю нервно ее сгибать и разгибать. Доктор между тем продолжает:
– Он плохо себя чувствовал, надеялся найти приют в отеле, но вы его не впустили, оставили на улице. У него случился приступ нестабильной стенокардии, «скорая» отвезла его в клинику, где я раньше работал, я приехал его навестить, и он мне все рассказал.
– Надеюсь, вы не назвали ему моего имени? Как он докажет, что это была именно я? – Я растерялась и бормочу невесть что.
– На купюрах, которые вы ему дали, остались ваши отпечатки.
Скрепка с треском ломается.
– Я не врач, и не мое дело лечить.
– Со времен Второй мировой войны во французском законодательстве предусматривается ответственность за оставление человека в опасности. Уголовная ответственность. Ваш случай.
– Но я позвонила в полицию, попросила прислать «скорую помощь»!
