Отсидевшись в Сеуте, перебрался в Марсель. Где примкнул к лихой международной команде контрабандистов, прикидывающихся рыбаками. Намеревался заработать и уехать в США. И все шло к тому. Пока однажды ночью шхуну не блокировали катера полиции и таможни. На борту было сто ящиков с оружием, которое собирались перекинуть на пароход, идущий в Африку. Иван оказался единственным, кто не стал сдаваться. Прыгнул в ночное зимнее море. И чудом проплыл восемь миль до берега. Буквально за час до обысков успел забрать свои сбережения и документы. И убрался из Марселя.
Вот уже второй год в Париже. Перебивается случайными заработками, в надеже на то, что подвернется случай всерьез заработать и свалить, наконец, за океан.
Я встал, и прошел в угол. В тумбочке справа от окна стоит шкатулка с документами. Паспорт Гражданина Французской Республики на имя Айвена Колтцофф. Сто франков мелкими купюрами. Рядом с тумбочкой стоит гитара в матерчатом чехле. Иван по вечерам, на неделе, поет романсы в кафе «Тетушка Катрин», на Монмартре. Мсье Роже, хозяин, за это кормит, и платит семьдесят пять франков за вечер. Судя по воспоминаниям Ивана – это очень приличный гонорар. А по выходным тоже самое он делает в кафе la Poste, с другой стороны Монмартрского холма. Хозяин платит меньше, но американские туристки за пение неплохо подкидывают.
Хотел достать гитару, но почувствовал позыв. Натянул ботинки. Что-то типа советских офицерских. Такие же черные. Трудно купить тапочки, что ли? Пошел в туалет. Общий сортир расположен рядом с лестницей. Небольшая будка с дверью. Вместо стульчака два рифленых места для ног. Пожурчал задумчиво. Этот дом подсоединён к городской канализации. Так что грех жаловаться.
В Латинском квартале, да и вообще на левом берегу Сены, большинство домов имеют выгребные ямы. Их раз в неделю опорожняют насосами в огромные желтые бочки, что увозят это из города. Запах в квартале в этот момент стоит – не передать. Да и кабинка сортира – настоящая роскошь. Во многих домах стенки сортиров, если есть, чисто условные. Где-то по пояс. Не стали заморачиваться. Справляющие нужду жильцы сидят по сути на лестнице, у всех на виду. Поднимается эдак жилец вечером домой. Бонжур мсье. На следующем этаже – бонжур, мадам. Уринуары на улицах повсюду. Это такое место, слегка отгороженное от улицы, где можно облегчиться по малому. Пока отливаешь, тебя видно с ног до головы в деталях. Французы, такие французы…
Вернулся в комнату. Мысленно встряхнулся. Еще раз оглядел свое жилище. Слева, в ногах кровати, сундук, в котором лежит барахло, что может пригодиться. Кровать. Рядом стул, на котором аккуратно сложены брюки. На спинке рубашка и пиджак. На брюках лежат наручные часы и галстук. Окно. Если сейчас февраль, то мне повезло с погодой. Градусов семнадцать. С одними ставнями здесь наверное дубак. Память подсказала, что у Ивана вяло текущая война с консьержем за право установить печурку в комнате. Справа от окна тумбочка. Стол, скорее столик. Умывальник. На двери крючки. На них висит шляпа, и пальто. Не густо. На часах восемь утра.
Ну что же. Не дергаюсь. Осмотрюсь, подумаю. Главное не спалиться резко изменив поведение.
Так. Умываться. На полочке под зеркалом зубная щетка и помазок. Гляди ко ты, настоящая щетина. Коробочка с порошком. Почистил зубы. С сомнением глянул на опасную бритву. В кронштейне рядом висит ремень, которым её нужно править. Нет, теорию я знаю. Но рисковать не хочу. Решено, в парикмахерскую!
Широченные штаны с подтяжками. Рубашка. Галстук. Пиджак. Во внутреннем кармане портмоне. В общей сложности пятьдесят франков купюрами и мелочью. Это насовали вчера туристы в Ля Пост. Книжка водительского удостоверения на имя Колтцофф. Все, пошел. Шляпу не забыть!
Двенадцать пролетов вниз, миновав окно консьержа, мадам Клоди, выхожу на улицу. Я знаком с большинством местных обитателей. Поэтому вежливо киваю матроне из соседнего дома, идущей мимо.
Рю Ордан – коротенькая улочка в начале которой кафе, а в конце – публичный дом. За углом, миновав публичный дом – парикмахерская. Парикмахер, мсье Себастьян с энтузиазмом принялся за бритье. Деликатно уточнил, что усы я сбриваю из эстетических соображений, а не вши. Потому что мьсе Айвен, в bains & douches (что-то типа общественных душевых, в которых Иван с омерзением моется раз в неделю), что в соседнем квартале, за бесплатно дают жидкость для избавления от насекомых.
Я в пол уха слушал парикмахера, и продолжал размышлять. Вообще-то жаловаться грех. Парень, в которого я попал, вполне достойный чувак. Знает четыре языка. Кроме родного – английский, немецкий, французский. И в Мировую, и в Гражданскую, труса не праздновал, хотя и не нарывался. Работы не боится, но не хочет размениваться. И ищет случай заработать, или получить приличное место. С год назад почти состоялось назначение мелким чиновником во Французскую Полинезию. Но кризис, политический и финансовый, поломал во Франции планы многим.
Французы вообще-то – жуткие националисты. В кризис опять пошли разговоры о грязных русских свиньях, что занимают места добрых французов. Что не мешает быть милыми и любезными, если русский при деньгах. По крайней мере ко мне местные относятся доброжелательно. Хотя бы потому, что я всегда плачу, и ни разу не брал в кредит ни продукты, ни услуги.
