Метелло - [93]
— Подождите, комиссар, послушайте. Прежде чем вы что-либо предпримете, я хотел бы с вами поговорить. И с вами также, — обратился он к унтер-офицеру, — пройдемте со мной, пожалуйста.
Это было сказано тоном, в котором можно было усмотреть как желание не усложнять обстановку, так и решение обострить ее до крайности. Он вошел в контору, пропустив впереди себя полицейского и унтер-офицера, бросил окурок сигары, и этот жест во вновь наступившей тишине был похож на вызов. Криспи закрыл за хозяином дверь, подобрал окурок, загасил, положил себе в карман и, отойдя, уселся на деревянных козлах возле Нардини. Солдаты стояли двумя шеренгами по пять человек, лицом к насыпи, с винтовками на ремне. Все застыло в этой гнетущей тишине, в этой неподвижности, в этом ожидании. По ту сторону огородов, где проходила железная дорога, промчался товарный поезд: гудок и дым паровоза, казалось, бесконечно долго висели в воздухе. Семь человек, до сих пор стоявшие одиноко, в стороне от всех, перед общежитием, теперь во главе с Немцем медленно двинулись по направлению к Криспи и Нардини. Им предстояло пройти всего несколько шагов, но едва они проделали половину пути, как раздался крик, застигнувший их врасплох:
— Штрейкбрехеры!
И как эхо отозвался гул голосов.
Никто в длинном ряду забастовщиков, стоявших спиной к насыпи, не двинулся с места, как будто ни этот крик, ни последовавший за ним гул одобрения не сорвались с уст Дуили и его товарищей. Старый Липпи пробормотал:
— Не надо терять голову. Эти ребята хоть и держат в руках винтовки, а дрожат от страха больше, чем мы и чем штрейкбрехеры.
Но его слова услышал только стоявший рядом маленький Ренцони, который сощурил глаза и улыбнулся.
Штрейкбрехеры, как назвал их Дуили, остановились на мгновенье и взглянули друг на друга. Потом Немец крикнул:
— Стыдитесь! Вы не думаете ни о себе, ни о своих семьях!
И снова никто не двинулся с места и никто ему не ответил. Тогда полицейские подошли к Немцу и потребовали, чтобы он замолчал. Штрейкбрехеры вернулись к общежитию. Казалось, Олиндо все время хочет спрятаться за кого-нибудь из своих товарищей, хотя на расстоянии и так нельзя было рассмотреть его лица. Метелло держал язык за зубами и, как раньше сдерживал старика Липпи, так теперь положил руку на плечо Дуили.
С насыпи спускалась коляска. Рабочие уступали дорогу лошади. Правил племянник инженера, а возле него сидел сын Мадии.
— Тоже порядочный мерзавец, — заметил старый Липпи. — Я помню его ребенком, по воскресеньям он ходил с отцом смотреть на игру в мяч.
Молодые люди оставили коляску на попечение Криспи и вошли в контору.
— Тогда в мяч играли не в Кроче, а в Борго Пинти и площадка называлась Гьяччайя…
— Я знаю, Липпи, мы все это знаем, — оборвал его Метелло. — Ты только отвлекаешь нас своими разговорами.
Но старик был не из тех, кого легко заставить замолчать. Он тут же переменил тему, но это была лишь уловка, для того чтобы продолжать говорить.
— Беда в том, что хозяева действуют сообща, а мы — врозь.
— Это для тебя ново?
— Нет, конечно, я знаю это уже шестьдесят лет. Даже на год больше.
— Но никогда еще нас не было так много, как сейчас, и никогда все так дружно не стояли за правое дело… — сказал Дуили.
— Да… — ответил старый Липпи. Он поднял взгляд на леса, и его мысли вновь отклонились в сторону. — Подумать только! Нас здесь так много, что мы уже давно могли бы покрыть крышу и начать новое здание!
А вместо этого они сейчас стояли без дела, разделившись на два лагеря. Еще раз хозяевам удалось пробить брешь в их рядах. Вот это и хотел сказать старик. Семь человек топтались около общежития, а все остальные собрались у насыпи, вытянувшись длинной цепочкой; кто сидел на корточках, кто на камне, а некоторые стояли, заложив руки за спину. И между этими двумя лагерями были солдаты с винтовками на ремне, а перед конторой — десятники и полицейские. Над ними синело небо, солнце освещало незаконченную постройку, звонил колокол в Монтуги, и вдали, за огородами, путевой сторож поднимал шлагбаум на переезде.
Старый Липпи проговорил:
— Послушайте-ка. Что бы там ни решили те пятеро в конторе, каждый должен поступать так, как считает нужным. Я стар и не хочу умирать с нечистой совестью.
Опершись рукой о землю, он поднялся на ноги.
— С нами нет даже Дель Буоно, который мог бы что-нибудь посоветовать. — И тут же снова отвлекся: — Сейчас он и Польдино, если их посадили вместе, гадают, кто из них первым попадет на каторгу. — Потом продолжал: — Я не собираюсь отступать, но, прежде чем мы наделаем бед, давайте продумаем все как следует. Когда я вижу винтовки в руках этих мальчишек, у меня темнеет в глазах. — Он обратился к Метелло: — Ты не согласен со мной? Скажи свое слово: не стоит подливать масла в огонь.
— У тебя не хватает веры? — спросил Метелло.
— У меня не хватает веры?! — взорвался старик и громко выругался. — Безрассудства, вот чего у меня не хватает!
— Ну, так иди домой, раз уж ты уволен.
— Но ведь и ты уволен, так же как и я. И все они тоже, — показал он на шеренгу стоявших перед ним товарищей: большинство их с внимательными и настороженными лицами слушали, пытаясь понять, о чем идет речь. — Девяносто процентов из них не возвращается на работу вовсе не потому, что они хотят во что бы то ни стало продолжать забастовку и вырвать Бастьяно и Польдино из Мурате: для этого у нас не хватит сил. Они не возвращаются на работу только для того, чтобы защитить тебя, меня и несчастного Аминту. Я им всем очень благодарен. Благодарю вас всех, — сказал он, — но на нас направлены винтовки, вот они! И я не хочу брать на себя эту ответственность. Если не найду работы, буду собирать траву и варить ее. Говорят, старикам даже полезно поменьше есть.
Эта книга не плод творческого вымысла. Это разговор писателя с его покойным братом. Создавая книгу, автор искал лишь утешения. Его мучает сознание, что он едва начал проникать в духовный мир брата, когда было уже слишком поздно. Эти страницы, следовательно, являются тщетной попыткой искупления.
«Постоянство разума» («La costanza della ragione», 1963) – это история молодого флорентийца, рассказанная от первого лица, формирование которого происходит через различные, нередко тяжелые и болезненные, ситуации и поступки. Это одно из лучших произведений писателя, в том числе и с точки зрения языка и стиля. В книге ощущается скептическое отношение писателя к той эйфории, охватившей Италию в период экономического «чуда» на рубеже 50-60-х гг.
Наиболее интересна из ранних произведений Пратолини его повесть «Виа де'Магадзини». В ней проявились своеобразные художественные черты, присущие всему последующему творчеству писателя.
Роман Пратолини «Повесть о бедных влюбленных», принес его автору широчайшую популярность. Писатель показывает будни жителей одного из рабочих кварталов Флоренции — крошечной виа дель Корно — в трудные и страшные времена разнузданного фашистского террора 1925—1926 годов. В горе и радости, в чувствах и поступках бедных людей, в поте лица зарабатывающих свой хлеб, предстает живой и прекрасный облик народа, богатый и многогранный национальный характер, сочетающий в себе человеческое достоинство, мужество и доброту, верность вековым традициям морали, стойкость и оптимизм.
Пятеро мужчин и две женщины становятся жертвами кораблекрушения и оказываются на необитаемом острове, населенном слепыми птицами и гигантскими ящерицами. Лишенные воды, еды и надежды на спасение герои вынуждены противостоять не только приближающейся смерти, но и собственному прошлому, от которого они пытались сбежать и которое теперь преследует их в снах и галлюцинациях, почти неотличимых от реальности. Прослеживая путь, который каждый из них выберет перед лицом смерти, освещая самые темные уголки их душ, Стиг Дагерман (1923–1954) исследует природу чувства вины, страха и одиночества.
Книгу «Дорога сворачивает к нам» написал известный литовский писатель Миколас Слуцкис. Читателям знакомы многие книги этого автора. Для детей на русском языке были изданы его сборники рассказов: «Адомелис-часовой», «Аисты», «Великая борозда», «Маленький почтальон», «Как разбилось солнце». Большой отклик среди юных читателей получила повесть «Добрый дом», которая издавалась на русском языке три раза. Героиня новой повести М. Слуцкиса «Дорога сворачивает к нам» Мари́те живет в глухой деревушке, затерявшейся среди лесов и болот, вдали от большой дороги.
Впервые издаётся на русском языке одна из самых важных работ в творческом наследии знаменитого португальского поэта и писателя Мариу де Са-Карнейру (1890–1916) – его единственный роман «Признание Лусиу» (1914). Изысканная дружба двух декадентствующих литераторов, сохраняя всю свою сложную ментальность, удивительным образом эволюционирует в загадочный любовный треугольник. Усложнённая внутренняя композиция произведения, причудливый язык и стиль письма, преступление на почве страсти, «саморасследование» и необычное признание создают оригинальное повествование «топовой» литературы эпохи Модернизма.
Роман современного писателя из ГДР посвящен нелегкому ратному труду пограничников Национальной народной армии, в рядах которой молодые воины не только овладевают комплексом военных знаний, но и крепнут духовно, становясь настоящими патриотами первого в мире социалистического немецкого государства. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.