Месть зэка - [30]

— Но для этого у них должен быть компромат на убитого, — невозмутимо заметил внезапно появившийся на кухне Боев.

— Или хотя бы на его мебельный комбинат, — поддержал следователя прокурор. — Придется привлекать хозяйственный отдел. Пусть поднимут все договора комбината, в первую очередь с колонией. Потом сделайте в УР запрос насчет побегов из колонии в этом году.

— Могу я внести одно уточнение, — вежливо попросил Боев. — Для моей следственной группы не представляет сомнений тот факт, что пачка документов принесена группой неизвестных, тем более что не найдены отпечатки, принадлежащие членам семьи убитого или ему самому, да и вообще никаких не найдено. Шантаж — как причина появления документов в доме — одна из наиболее достоверных причин. Но удивительно все-таки другое: почему после того, как Шантаж не удался, а он явно не удался, иначе зачем трупы, преступники не забрали документы с собой?

— В панике, — парировал аргументы Боева прокурор. — Именно потому, что предполагали шантаж, а не убийство. Убийство было не преднамеренным, а возникло как реакция на какие-то непредсказуемые действия жертвы. Об этом свидетельствуют и нанесенные раны. Ты лучше скажи вот о чем, — задумчиво продолжил Николай Николаевич. — Наш неожиданный куратор из горкома говорит, что дело может носить политический характер, намекает на демократов. Только не может объяснить, с какой стати им это нужно?

— Думаю, что нахлебаемся мы с этим делом, — зло ответил Боев, теребя свои рыжие волосы. — Не зря эта синяя птичка прилетела. Ох, не зря!

— Он так и сказал: «Это был наш человек. Он нас поддерживал, и мы заинтересованы в том, чтобы отомстить за него. И заодно по возможности нажить политический капитал на «врагах».

— Политика — это ваше дело, — сказал Боев. — Я пока очевидцев допрашивал: ночных бродяг, сомнамбул, владельцев собак, томимых бессонницей старушек…

— А лучше бы ты допрашивал отцов московского рэкета, директоров крупных предприятий, партработников и администрацию колонии, — вздохнул прокурор.

— А что, придется?

— Горишь желанием? — осведомился Николай Николаевич, с явным интересом взглянув на следователя.

— Да что ты. Мне и не по чину. А вообще дело грязное. Что-то в нем есть неправильное. А что, не пойму. Интуиция мне говорит, что мы здесь застрянем, и надолго.

— Да, — вздохнул прокурор. Тут надо еще путь пройти от страдающих бессонницей старушек до окруженного электрической проволокой забора.

— Как бы самим внутрь этого забора не попасть, — словно ненароком обронил Боев. — Ну, да я это к слову, — ответил он на внимательный взгляд прокурора. — То, что мы ничего не найдем в бухгалтерии убитого, я уверен. А вот за забором?! Там могут быть интересные документы, прямо выводящие на след.

— Есть у меня один человечек в управлении лагерей. Держал его в загашнике на всякий случай. А пока — сбор фактов. Хорошо бы найти бухгалтера, чья подпись стоит на накладных, и забрать ее к нам на три дня. Чтобы избежать давления военных. Попробуй с ее помощью разобраться в этой двойной бухгалтерии.

— Хорошие ты мне задачки задаешь.

— Ничего страшного. Фамилия ее стоит на бумаге, живет она наверняка дома, так что все карты у тебя в руках. Кстати, какая сумма по этим накладным набегает?

— Более семисот тысяч. Так что интересно, куда этот товар пошел.

— Не «куда», а кому? — поправил прокурор. — Похоже, товар-то левый. Иначе какой смысл в шантаже? В любом случае против нас встанут все внутренние войска.

Николай Николаевич поднялся. Уже выходя за порог, он вспомнил, что так и не взглянул на трупы, но только махнул рукой и шагнул к лифту.

Боев, как всегда, не терял времени даром. Уже к вечеру того же дня он вышел на одну из трех машин, которые находились у дома Дмитрия Дмитриевича. Какую работу ему пришлось провести, чтобы за кратчайший срок определить «девятку» Вадика, знал только он сам и его следственная группа.

Девятиэтажный дом в глубине на Тринадцатой Парковой, второй этаж, детская коляска у двери, маленький глазок. Боев позвонил, после непродолжительной паузы женский голос спросил:

— Кто?

— Мне бы Барбашева, — спросил Боев того человека, на которого в ГАИ была выписана машина.

Дверь отворилась. На пороге стояла высокая русоволосая женщина с закрученными вокруг головы косами и сарафане а-ля «рюс».

— Барбашевы давно отсюда съехали, — сказала женщина, разглядывая Боева спокойными серыми глазами.

— А куда?

— Вы, собственно, кто? — спросила женщина. — К тому же, они съехали почти год назад, что же, вы их целый год не видели?

— Я их вообще никогда не видел, — откровенно признался Боев. Меня и интересуют не столько они, сколько их машина — коричневая «девятка».

Женщина чуть отошла от дверей, словно давая Боеву возможность войти.

— Вадик, — позвала она, — по-моему, это к тебе.

Вышедший в прихожую человек был на две головы выше Боева и в три раза шире. На нем был спортивный синий костюм и кроссовки. В руках небольшой стальной тросик толщиной с руку, который он машинально сгибал и разгибал.

Виктор и Хмель пересекли двор, не встретив ни одного охранника. Вдалеке, у биржи, кружил незнакомый прапор, но он их не видел. Потом они занырнули в какой-то цех, пол которого был усеян золотистой стружкой. Одна из бригад чифирила на ящиках. Казалось, вся зона не работает. Хмель нырнул в маленькую незаметную дверь. Они прошли коридором, образованным двумя параллельными стальными переборками. Виктор на выходе огляделся.