Мертвые всадники - [22]

—    Боюсь, что от ходячей живой книги мудрости, как вас называет Кербалай, останется один переплет, но это—участь, которой может подвергнуться каждый. Скажите, что вы теперь намерены делать?

—    Сегодня хорошая погода, — сказал Алимджан, — и поэтому, как только смеркнется, лунное затмение будет видно совершенно отчетливо. Сегодня у нас двадцать седьмое, вы должны мне помочь, — и он стал что-то шептать своему спутнику на ухо. Начальник милиции расхохотался так, что на него оглянулось несколько лавочников, и сказал:

—    Я давно прослыл шайтаном, но еще ни разу не доходил до того, чтобы объявлять час, в который я перестану держать луну в лапах. Вы, конечно, знаете, глубокое убеждение жителей, что луну закрывает чорт, и прогнать его можно только шумом. — И он стал хохотать до слез.

—    Вся округа, — продолжал он прерывающимся от смеха голосом, — целый час и двадцать минут будет убеждаться в том, что я шайтан, а вы мой подручный бес. Дорогой друг, я сделаю, как вы хотите, но вас будут бояться семь поколений. Вас не будут обижать, как дувану, и только в худшем случае могут отрезать нос.

Он совсем развеселился, достал платок и стал вытирать глаза, бережно держа на перевязи левую руку.

Алимджан, невольно улыбаясь, глядел на него. Продолжая говорить, они вошли в дом и сели обедать. После обеда они смотрели в окно и любовались необычным зрелищем. По улице вдаль ехали джигиты начальника милиции, и один из них трубил в саженную медную трубу. Это был глашатай. Через него население оповещалось обо всех новостях. Другой кричал во все горло, что сегодня будет лунное затмение и окончится оно ровно в половине десятого. После этого джигит переводил дух и снова кричал на всю улицу:

—    Так говорит мудрость книг нового учителя Алимджана, который зовет к себе учеников.

Как всегда, на звук трубы выбегали из домов жители, но, услышав святотатственную новость, убегали назад, крепко захлопывая за собой двери. Вслед за глашатаем улица так пустела, что на пыльной дороге оставались только собаки и куры. Начальник милиции приседал от удовольствия, глядя на все это, но когда джигиты скрылись из вида, он стал печальным и нежно положил здоровую руку на плечо Алимджана.

—    Дорогой друг, вам надо было бы показывать ваши опыты, как фокусы, дуване, если бы у него были глаза, а он рассказывал бы всюду о ваших проделках. Ни о какой пользе не надо было бы даже заикаться. О пользе они догадались бы сами, вы понимаете. Ваше дело было бы только в том, чтобы их соблазнить. Я где-то читал, — грустно продолжал он, — что когда во Франции впервые появилась картошка, то ее садили так, чтобы каждый мог украсть и посадить у себя. Вот именно так вам надо было бы поступать с вашими знаниями, но вы, конечно, не пойдете на это. Вы боитесь обесценить науку. В этом вы такой же фанатик, как и они. Да, да. Я знаю, итак, ляжем спать, потому что ночью будет много хлопот.—И он отечески стал заботиться о постели и о мокрой простыне на окне.

5

Война с шайтаном

Когда Алимджан проснулся, уже вечерело. На небе выступила полная луна, но она почти не светила, так как еще бродили рассеянные лучи опустившегося солнца. На серебряный диск луны ровно в указанное время с нижнего края стала набегать тень. Она была такого цвета, как закопченное стекло, если через него смотреть на солнце. Весть о том, что слова глашатая подтверждаются, молниеносно распространилась по всему Керманшаху. Как всегда во время лунного затмения, все жители высыпали из домов на плоские кровли и на улицу. Тихий вой женщин вместе с плачем детей донесся до дома, и начальник милиции разбудил Алимджана.

— Вставайте, начинается представление с участием десятков тысяч артистов. Если только поблизости нет воинского отряда, то на шестьдесят верст кругом мы единственные зрители.

Они вышли из дома. Тень положительно ползла на луну. Свет луны усиливался с каждой минутой, так как солнце совсем опустилось. Казалось, луна борется с грозной тенью, но сегодня шайтан был настойчив и дерзок, как никогда. Его черная лапа в виде дрожащего черного пятна, которое видели все, двигалась вверх, закрывая блестящий диск.

Приближался час, который мог окончиться светопреставлением. Каждый добрый мусульманин в это время должен помочь пророку и производить как можно больше шуму. Шайтан, дух ночи, боится криков и звона меди; поэтому по всему Кер-маншаху грянули медные тазы. Мужчины изо всех сил били палками по котлам, а вой женщин и визг детей наполняли каждый уголок ночного воздуха. Наконец, луна вся закрылась тенью, которая дрожала медно-красным пятном. Сплошной человеческий вопль, смешанный со звоном металла, поднялся почти до визга. Грохнул могучий залп, потом еще и еще. Начальник милиции имел скверную привычку смеяться в самые серьезные минуты. Он наклонил голову, слушая залпы, и со смехом сказал Алимджану:

—    Вот прекрасный случай захватить всех укрывающихся басмачей. Это можно было бы сделать совершенно безопасно, так как сейчас каждый патрон нужен для божьего дела—для стрельбы вверх.

—    Почему же вы этого не сделаете?—спросил Алимджан.

—    Я вовсе не хочу иметь пятьдесят мучеников за коран в своем округе. Они и так мне надоели, — отвечал начальник милиции, пожав плечами. Алимджан с уважением посмотрел на этого человека, так хорошо знавшего край. Начальник милиции продолжал: