Меня зовут Жанн Масс - [22]
Люка отругал препод. Люк ушел с занятия и укрылся в своей комнате. Морган считает, что реакция преподавателя выходит за рамки дозволенного. Паксти же упрекает Люка в том, что он неправильно вел себя с преподом. Люк срывается, он чувствует себя изгоем, как будто все его отвергли. Он плачет на своей кровати, и Морган не выдерживает этого зрелища. Она тоже начинает рыдать. Паксти считает ситуацию смешной.
Уж лучше выключить. Но глаза у меня все равно открыты, и в темноте тянутся долгие минуты. Мы отчетливо слышим шум, производимый хозяевами дома. Трудно понять, чем они там занимаются. Звук передвигаемой мебели, скрип, писк, и еще мне кажется, что я слышу приглушенный смех. Сейчас, когда мы привыкли к темноте, я шепчу своему соседу, у которого тоже глаза выпучены и лоб в поту:
– Ты умер?
– А ты?
– Что это за звуки? Мне все это не нравится. Стремные они какие-то. Что скажешь?
– Почему?
– Не знаю. Чего они там химичат? И почему не ложатся спать?
– Может, у них нарушение сна.
– Нужно сваливать отсюда, Бенж.
– Они сейчас делают уборку, моют посуду. Ну, не знаю.
– Они сейчас мутируют. Который час?
– Полночь.
– Я так и знал. Это вампиры. Бенж, я тебе говорю, мы в гостях у вампиров.
– Ты дурак, что ли?
– Одеваемся и дергаем отсюда через Velux. Мы на втором этаже – не разобьемся.
– Разобьемся.
– Нет, не разобьемся.
– Разобьемся.
– Нет, не разобьемся.
– Разобьемся.
– Нет, не разобьемся.
– Разобьемся.
– Нет, не разобьемся.
– Это телевизор. Они, наверное, смотрели Star Ас.
– Это Грек виноват.
Мы в панике одеваемся, а звуки тем временем приближаются к комнате. Высота порядка трех метров, но мы прыгаем без колебаний. Приземление жесткое, и Бенж ушиб бедро. Я помогаю ему подняться, и тут в нашей комнате наверху зажигается свет. Мы бросаемся к улице, идущей вдоль домов, а потом выбегаем на центральное шоссе.
На этот раз мы бредем по дороге в ночи, которую время от времени освещают лишь автомобильные фары. Несколько часов мы шагаем молча, потом сворачиваем на проселочную дорогу, ведущую к деревушке: мы уже видим в темноте ее колокольню. Мы решаем сделать здесь привал и с грехом пополам устраиваемся на ночь на газоне церковного сада у подножия цветущего дерева. Из земли торчат крупные корни, которые давят мне на и без того ноющие ребра, однако я не могу долго сопротивляться усталости и погружаюсь в спасительный сон.
И все же… ночь рисует странные картины. Вначале город Льеж с его знаменитыми вафлями и котлетами. Никос, Мариза и Эрве играют на улице в испорченный телефон, когда небо вдруг начинает хмуриться. С Ямайки прилетают кенгуру в масках, чтобы завоевать Бельгию, – им у себя скучно. Никос говорит им, что чуть дальше есть зоопарк. А Мариза делится на кучу таких же Мариз и атакует кенгуру. «Будет классно», – замечает Эрве.
Никос падает без сознания, когда одна из Мариз срывает с себя футболку, чтобы порадовать мужа (ему так больше нравится), но он понимает, что эта Мариза не настоящая, и начинает подробно описывать дом своей мечты.
Например, он уточняет, что в одной из комнат стоит большой стол из белого мрамора и хромированные стулья с сиденьями из черной кожи. Там завтракает ребенок. Можно разглядеть выложенные на тарелку бутерброды из черного поджаренного хлеба, чашку горячего шоколада, две баночки варенья: одно клубничное, другое – абрикосовое. Виден брикет подсоленного масла, большой стакан апельсинового сока. Есть ли там фрукты, непонятно.
Ребенок светленький. На нем полосатый свитер в матросском стиле и джинсы. На этом же столе Эрве замечает маленьких пластмассовых солдатиков. Их около сотни, и они разбросаны по всему столу. Они расхаживают по продуктам, обходя друг друга.
Ребенок встает и выходит из комнаты. Он выходит из комнаты и заходит в уборную. Войдя в уборную, он видит ванну. В ванной вода. Ребенок залезает в воду и ложится на живот. Голова уходит под воду и остается там, как будто ребенок хочет утопиться. Он, должно быть, задержал дыхание. Неизвестно.
Эрве объясняет, что видит женщину. Очень красивую женщину. Эрве описывает нам ее. У нее большие светлые глаза. Глаза потрясающие. Глаза, нагоняющие страх. Эрве в конце концов признается, что речь идет об Изабель Аджани. Глаза Изабель.
Глава следующая
На рассвете мы решаем идти в Киброн,[84] так как уверены, что встретим там старых знакомых. А еще там полно красивых баб, таких лапочек-горожаночек – не балуйся.
В принципе мы не прочь съездить в Лос-Анджелес, но это дороже и дальше, а главное, мы убеждаем себя, что Киброн лучше. И мы правы, он лучше со всех сторон: Лос-Анджелес находится на другом конце земного шара, а Киброн не очень-то и далеко. И в отношении языка там попроще, потому что бретонцы в Киброне говорят по-французски. Некоторые бретонцы говорят на бретонском, но, к счастью, не все. Вы только представьте себе, что бретонцы не говорили бы по-французски, – было бы большое западло. Ты приходишь, хочешь ниниш (леденец на палочке у бретонцев) и говоришь: «Ниниш, пожалуйста», тебе отвечают: «Йер мат» или «Кенаво», а ты не в теме – и выходишь из магазина без конфеты. К счастью для нас, бретонцы изъясняются и по-французски. Они, конечно, смешные, зато говорят по-французски. Добавьте к этому их фольклор, эльфов и прочую нечисть, но главное то, что Бретань – это спокойное место, где нет мух.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.