Men from the Boys, или Мальчики и мужчины - [70]

Сегодня его объема не хватало.

Она стояла у кухонного стола и смотрела на домик для игр. Я положил руки ей на плечи, и она приподнялась на цыпочки, прислонившись ко мне. Я почувствовал, как она прижимается ко мне всем телом. Я провел губами по ее лицу, чувствуя соль ее пота и слез.

Потом она произнесла три коротких слова, глядя мне через плечо, не делая попытки отстраниться.

— Тебе это нравится, — сказала она.

Я посмотрел на ее макушку.

— Что?

— Там — двадцать первый век, а здесь — пятьдесят восьмой год, — сказала она, отстраняясь и отбрасывая волосы со лба. — И тебе это нравится, — повторила она, глядя мне в глаза. — Для меня сегодняшний день — день грандиозного краха. А для тебя — день восстановления естественного порядка.

Мы стояли, не касаясь друг друга.

— Не говори так, — сказал я. — Не думай так.

Она засмеялась:

— Почему нет?

— Потому что это неправда.

Мне все еще казалось, что я смогу ее переубедить.

— Сядь, — сказал я. — Я приготовлю нам чай. Детей не будет дома еще несколько часов. Я стану говорить голосом Барри Уайта. Ты будешь смеяться и думать, что я молодец.

— Великий кормилец, — сказала она. — Грандиозный защитник. Могущественный добытчик. Тебе это нравится.

Я покачал головой. Я протянул к ней руки, и она, немного подумав, прижалась ко мне.

Завибрировал мой телефон. Он лежал в кармане джинсов и теперь тихонько барабанил по верхушкам наших бедер. Я не обратил на него внимания. Но телефон продолжал вибрировать, и в конце концов я уже не мог его игнорировать. Сид отстранилась и насмешливо улыбнулась.

— Не забывай о своей карьере, важная птица, — проговорила она и отправилась на кухню, заваленную горами канапе.

Несколько минут спустя, выйдя на улицу, я очутился рядом с Сид, глядящей в заднюю дверь фургона «Еда, славная еда». Он был пуст. Мы молчали.

Самое смешное, что телефонный звонок не имел ничего общего с моей работой — хотя отцовство было моим истинным призванием, делом моей жизни, моей однажды и навсегда любимой работой.

Звонили из дирекции школы Рамсей Мак. Они знали, что Пэт снова живет дома, и звонили спросить, почему он уже несколько дней не ходит в школу. Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться.

Мальчику пятнадцать лет.

Откуда же мне знать?

Пэт сидел за обеденным столом в жаркой гостиной старика, задумчиво попыхивал сигаретой и читал «Рейсинг пост».

Мой сын взглянул на меня, когда я вошел, а потом снова опустил голову. Я видел, что его длинные светлые волосы свисают над передней страницей, на которой крупными буквами было написано: «КИНГ ДЖОРДЖ СПЕШИАЛ — ТАКОЙ ЖЕ МОЛОДЕЦ, КАК И ВСЕГДА».

Пэт изучал «Рейсинг пост», покусывая губы так же, как когда читал «Латеральное мышление» Эдварда де Боно. Синг Рана сидел напротив него, держал в руке букмекерскую шариковую ручку и, устремив глаза в никуда, о чем-то размышлял. Мы с Кеном смотрели на них из другого конца комнаты.

— Он мне помогает, — сказал Кен Гримвуд. — Твой мальчик. Он мне очень помогает.

Я посмотрел на него и вздохнул:

— В смысле, ходит за покупками? Выполняет поручения? И всякое такое?

— Помогает делать ставки, — разъяснил Кен. — Заполняет бланки.

Он захихикал:

— Мы уже пару раз выиграли, верно, Пэт?

Кивок пшеничной макушки.

— Ему надо быть в школе, — сказал я. — Он прогуливает.

Кен потянулся за жестянкой «Олд Холборн». В квартире царило молчание, не считая лязга открываемой металлической коробки. Я сделал движение по направлению к сыну, но старик тронул меня за руку.

— Ты можешь его винить? — негромко спросил Кен. — Мы знаем, почему он прогуливает.

Старик достал пачку «Ризла».

— Разве ты не знаешь?

Я сделал вдох.

— Я защищал его, пока он был маленьким, — сказал я. — Но теперь больше не могу.

Я посмотрел на Кена, мастерящего самокрутку. Она в точности была похожа на небольшой косяк марихуаны, который Пэт курил в домике для игр.

— Что ты намерен с этим делать? — спросил Кен.

Я взглянул на него:

— По правде?

Он коротко кивнул.

— Я хочу сделать им больно, — сказал я. — Особенно вожаку. Тому здоровому. Уильяму Флаю. Я хочу сделать ему больно так же, как он делает больно нам. Так же, как он делает больно Пэту.

Старик рассмеялся мне в лицо.

— Такой милый интеллигент, как ты? — спросил он. — И ты хочешь сделать кому-то больно?

Он чиркнул спичкой, и аромат свежего табака смешался с запахом застарелого табака, который всегда наполнял квартиру. Пэт переворачивал страницы «Рейсинг пост», и в глазах рябило от больших зеленых заголовков. «ЦЕНОВАЯ КОНКУРЕНЦИЯ». «ТОРГОВЫЙ ПОСТ». «ПРАКТИЧЕСКИЕ СОВЕТЫ». «ПОГОВОРИМ?». «ПРИХОДИТЕ НА БЕГА».

Я посмотрел на Синга Рана и вспомнил, что он рассказывал про Италию. Как женщины улыбались ему, а мужчины не могли смотреть ему в лицо.

Рядом кашлянул Кен. Этот старый дребезжащий убийственный кашель, который я слышал и раньше, был знаком мне так же, как альбом Синатры «Песни для великолепных любовников».

Я посмотрел на старика, и он улыбнулся.

— Я тоже, — сказал он. — Я тоже хочу сделать им больно.

21

Я ненавидел его долгие годы.

Я говорил себе — это потому, что он так относился к моей жене, когда она была еще его женой.

И я говорил себе — это потому, что он случайный родитель для Пегги, потому что проживает свою жизнь так, как захочет его левая нога.