Мемуары на руинах - [77]
… Через некоторое время я слышала как ты стучала к нему в дверь.
Потом было лето и 14 сентября увидев его я признаюсь, почувствовала, что во мне что-то оборвалось. Я тут же поняла, что никогда уже не смогу посмотреть на него прямо.
А на след. день получилось что мы вместе выходили из театра и вдруг идя вместе стали говорить говорить и нам было спокойно и радостно. Заговорили о Демарчик он узнав о том что у меня есть польский вариант захотел послушать накупили еды вкусной он сбегал за бутылкой и мы долго-долго говорили обо всём, потом слушали Демарчик. А потом всё произошло. Само собой… когда я проговорилась: – мне стыдно! он прервал меня: не упрекай себя ни в чём.
Он уехал домой очень поздно, я разбудила его и отправила на такси, его ждала мама. Он уходил чужой, и у меня на душе было пусто. Мне стало вдруг так больно. Я же не слепа и вижу и чувствую что его мучает что-то всё время: то ли поэзия, то ли жизнь, то ли ты. И если я ему нужна была то на миг как попытка убежать от себя. Я остро почувствовала это. А на след. день я почувствовала себя плохо.. И всё хуже и хуже. Сказала ему об этом. И сама приняла необходимые меры. Он, как мне кажется не отнёсся к этому с должным серьёзом и потому учитывая неизвестное на сегодняшний день его состояние я сочла своим долгом предупредить тебя, ибо подлость не в моей натуре.
А всё вышеизложенное должно найти в тебе правильный отклик. Я уверена, что любовь к тебе (трудная, больная) несомненно, есть и, залечив все раны, если они были нанесены вами друг другу, вы должны сберечь её. Когда он последний раз звонил мне, я сказала ему: дай вам Бог счастья. Главное, чтобы она в тебя верила, а ты был здоров. Я и сейчас могу это повторить.»
23 дек. 1979
«Машка, я не знаю, верно ли то, что я собрался писать, но вот пишу. Всё думаю о тебе, думаю и жаль. Но позвонить пока не удалось, а хочу скорее узнать, что с твоим здоровьем. Уехал, и так ничего и не знаю, а ты, может быть, мучаешься и унижаешься в этой гадости. Со мной творятся перемены, и главная, знаешь, в том, что где-то на свете завелась СОВЕСТЬ. Я её теперь настоящую знаю, раньше я думал, что она – самолюбие. Сейчас она ко мне пришла, и началась расплата за все тиранства, которые я допускал, и, конечно, самые страшные – с тобой. началось всё просто. Я лежал на своих нарах, и вдруг до вздрога ясно услышал, как ты говоришь, не зная, плакать или смеяться. А потом вспомнил предисторию, глупость, казалось бы, – ты начала о том. как хорошо и чудесно, что мы вместе и на воздухе (М. б. даже в Павловске, где я был особенно мучителен), а я проскрипел в ответ, что не надо оценивать то, что ещё не кончилось, а ты споткнулась, что-то вроде: «Ну вот…» Это мелочь. Бывало и страшнее и невыносимее для тебя, и я был гадок, как умирающий подагрик. И вот мне страшно за это. А ты ещё ждёшь меня и себя гробишь. Мне страшно за тебя и стыдно за всё, что сотворил. Как выскочить из этого – не знаю. Не то, чтобы психую, а просто крепко стыдно. Теперь вообще прекратил дёргаться по-бабьи пот. что ещё и за то стало стыдно, что я посмел тебе пожаловаться на свою армию. Уж совсем никуда не годится. Это, правда, понять можно (в отличие от всего остального), тут просто для самолюбивого губастого мальчика был слишком резкий переход и окончание вседозволенности. И всё равно противно, как слюни. Извини. Что ж, Машка, не знаю, что будет дальше, но пока я ощущаю себя очень низким по отношению к тебе и недостойным даже того, чтобы ты из-за меня себя мучила. Скоро вот приеду, и опять начнётся дерготня из-за моих родителей. Веришь – я очень тебя люблю, и скучаю, и не как к бабе езжу – ещё чего! – в тебе слишком много интересного и для меня гипнотического и любимого, но я их тоже люблю. Вот уж мука – это примирить. Что же мне делать, Машенька, так нелепо выходит. Это единственный случай, где я не могу проявить свою волю, я их очень люблю, чтобы наперекор идти. Прости за это и попробуй понять, и давай не будем возвращаться больше к этой ерунде.
Если ты будешь ждать меня, я буду очень счастлив, а если устанешь второй год моё свинство терпеть, я не обижусь, а начну ждать тебя, а потом искать. Потому что ты мне нужна до зарезу. Я, как все самолюбивые люди, заполучив то, что мне было нужно, делаю вид, что, в общем, обошёлся бы. И я это знаю. Главное, чтобы ты была здорова, тьфу, тьфу, тьфу.
У меня воскресенье, и чуть обидно, что я здесь, пот. что прозевал свою увольнительную по большой глупости. Но не беда, переживём, да? Совсем не хочу в театр, он на расстоянии сделался приторно – фальшивым, чужим. Есть люди, с которыми хотел бы работать, но всё это вместе – страшненько. Не знаю, чем кончится всё, м. б. просто пижоню, закрываю страх перед сценой, где придётся не «помощник коммунистической партии, соююз молодых, комсомол» читать, а несколько другое. Но увидим. А, в принципе, на расстоянии, усилия смешны, и песни о «8-ом чуде» безосновательны. Бог с ним. Мастеру надо писать, он всё мурлыкал: – пиши об искусстве, о театре, etc, но не могу. Придётся, наверно, распогодиться на Новый Год, обижать не хочется. Правда. трудно перед ним откровенничать, а иначе смысла нет.
Книга к. т. н. Евгения Миронова «Чернобыль: необъявленная война» — документально-художественное исследование трагических событий 20-летней давности. В этой книге автор рассматривает все основные этапы, связанные с чернобыльской катастрофой: причины аварии, события первых двадцати дней с момента взрыва, строительство «саркофага», над разрушенным четвертым блоком, судьбу Припяти, проблемы дезактивации и захоронения радиоактивных отходов, роль армии на Чернобыльской войне и ликвидаторов, работавших в тридцатикилометровой зоне. Автор, активный участник описываемых событий, рассуждает о приоритетах, выбранных в качестве основных при проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Предлагаемые воспоминания – документ, в подробностях восстанавливающий жизнь и быт семьи в Скопине и Скопинском уезде Рязанской губернии в XIX – начале XX в. Автор Дмитрий Иванович Журавлев (1901–1979), физик, профессор института землеустройства, принадлежал к старинному роду рязанского духовенства. На страницах книги среди близких автору людей упоминаются его племянница Анна Ивановна Журавлева, историк русской литературы XIX в., профессор Московского университета, и ее муж, выдающийся поэт Всеволод Николаевич Некрасов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.