Мемуары на руинах - [79]

Шрифт
Интервал


ДОКТОР:– Вот так, и всё?

– Далеко не всё… Вы же знаете уже, такие истории у Маруси заканчиваются только со смертью… Но это уж потом, спустя годы…

Когда пройдёт хмельная оттепель
Над вечным холодом потерь,
Когда придёт шальная оттепель
И память оборвёт с петель,
Как в наказанье за незнанье
Что холод близится к концу –
Бездомное воспоминанье
Ударит солнцем по лицу.
Ал. Ар. – 1979

Мадам Лепик в «Рыжике» отдали Лиане, хотя Маруся была назначена и вынуждена присутствовать на всех репетициях, наблюдая за тем, как тщательно построенный ею психологический рисунок приобретает однозначный, без извивов, смысл. Спасалась, убегая на Можайскую к художникам. Однажды в тёмном зале – «Дежа вю»? – Неотвязный кошмарный сон? В тёмном портале – Лёша, которому на шею бросается кто? Алёна! Алёна, происходящая из известной театральной семьи, и имеющая свою жилплощадь, та самая, которая плакала у Маруси на плече, жалуясь на беспросветность своей жизни.

«Судорог да перебоев хватит!
Дом себе найму.
Как живётся вам слюбою
Избранному моему?»

ДНЕВНИК. 4 мая 1981


Жизнь стала мукой. Казалось бы – всё пока в порядке: на месте руки и ноги, молодость и здоровье, работа… Но что-то происходит… вернее, не происходит… Что же это? Прошёл месяц, другой, третий, год… Год назад я была точно в таком состоянии, но на день рождения он пришёл, и какое-то время мы были вместе, потом опять всё стало плохо. И не в том дело, что сентиментальная дамочка так переживает свою несчастную любовь, – вовсе нет.

Просто год назад началось то, что сейчас губит всё, что есть ещё во мне…

Я просыпаюсь утром, и, если светит солнце, и нет примитивного повода хандрить, я начинаю борьбу с собой…

Делать мне нечего, т. е. можно бы было сделать что-нибудь по хозяйству, но – зачем? Можно было бы уехать за город, а можно и не уехать… ведь ничего не изменится. Мне нечего делать, нечем жить, я слоняюсь из угла в угол, ложусь, встаю снова и борюсь, борюсь, борюсь с собой… Уговариваю себя. Боже мой! Я так хорошо умею себя уговаривать: жизнь, так хороша жизнь! я даже верю в это. И тогда тем более становится страшно и непонятно – почему же так мучителен каждый день, и так сладко, засыпая, прощаться с ним? Двойственность ситуации.. Я так хорошо понимаю, нет, не хорошо, так болезненно чувствую время, проходящее сквозь меня и уносящее молодость и силы, без пользы, без смысла… просто так. И вот что странно: день так долог, а месяц пролетел так, что и моргнуть не успела…

Все эти дни… Сколько мыслей было, казалось, бесценных, казалось: просветление на всю жизнь! Прошло несколько дней, и все они стали такими же пустыми и никчёмными, как всё. Даже записывать не хочется. Я взялась за эти записи для того только, чтобы как-то упорядочить жизнь, сосредоточиться, собрать остатки воли… вот сейчас-то и можно проверить: я не хочу писать, заставляю себя, или нет? Могу ли я ещё что-нибудь сделать с собой? Вчера пообещала тёте поехать на кладбище. Боже, прости меня, не хочу ничего! Мучительна сама мысль о каком-то движении. Но и в постели лежать не могу больше!

Пиши, пиши, воспитывай себя!


Начну с 26 апреля. День рождения Шацева.

Собрались обычные люди: Кактус, Путя, Серёжа. Весь вечер философствовали, я была довольна: стряхнула пыль с извилин. В то же время, это было никчёмное занятие, и я это уже понимала. Шака разбудил старые тревоги, его это, видимо, беспокоит постоянно: не будем ли мы, истекая кровью в 19… (или в 200…) в полубезумии клясть себя за то, что в 1981 году ещё было возможно… Может, пусть ностальгия, но лучше – жить, пить кофе на Трафальгар, чем издыхать хуже собаки? (Шацеву было проще, он – еврей, мог выбирать себе место проживания. Однажды, много лет спустя, выбрал Канаду, чтобы спасти сына от армии. Попробовал воздуха свободы… и вернулся, оставив там и сына и жену. В Англии тоже пожил, англичан запрезирал, стал законченным ипохондриком. Больше не общаемся).

Но я не хочу мучить себя этими мыслями… Всё равно лень и инертность моя непобедимы. Поэтому оправдываю всё очень красиво, даже убедительно: мол, едут не только от страха, но от того ещё, что девальвированы понятия: Отчизна, Долг, Честь… Едут-то, в основном, за материальным… Тогда стоит ли? Может, счастье в том, чтобы муку принять на своей земле, так обильно политой кровью? Слиться с понятиями: народ, предки, и – разделить… Но всё это слишком красиво и отвлечённо. Да и, кроме того: кому мы нужны? И когда уйдём, кому будет интересно, с чем мы уходили – с благословением или проклятием, и чем жили: тревогой, или успокоительной ложью, если всё это не превратилось (уже ясно) в деятельность, в предназначение, не сверкнуло над жизнью других…

МНОГО ЗВАНЫХ, НО МАЛО ИЗБРАННЫХ.

Потом говорили о добре и зле, чего больше накопилось, и что будет завтра, исходя из сегодня? Я сказала, что всё равно… Ничего не меняется и измениться не может, люди- везде люди, жизнь – везде жизнь, и земли обетованной нет, и всё дело только в том, как сами мы оцениваем эту действительность.

Не новые мысли, прямо скажем… Но суть-то в том, что разговоры наши – пустые, ибо ничего мы не решаем в этом хаотичном, бессмысленном процессе смены поколений, борьбы за существование и ухода… ухода…


Рекомендуем почитать
Чернобыль: необъявленная война

Книга к. т. н. Евгения Миронова «Чернобыль: необъявленная война» — документально-художественное исследование трагических событий 20-летней давности. В этой книге автор рассматривает все основные этапы, связанные с чернобыльской катастрофой: причины аварии, события первых двадцати дней с момента взрыва, строительство «саркофага», над разрушенным четвертым блоком, судьбу Припяти, проблемы дезактивации и захоронения радиоактивных отходов, роль армии на Чернобыльской войне и ликвидаторов, работавших в тридцатикилометровой зоне. Автор, активный участник описываемых событий, рассуждает о приоритетах, выбранных в качестве основных при проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.


Скопинский помянник. Воспоминания Дмитрия Ивановича Журавлева

Предлагаемые воспоминания – документ, в подробностях восстанавливающий жизнь и быт семьи в Скопине и Скопинском уезде Рязанской губернии в XIX – начале XX в. Автор Дмитрий Иванович Журавлев (1901–1979), физик, профессор института землеустройства, принадлежал к старинному роду рязанского духовенства. На страницах книги среди близких автору людей упоминаются его племянница Анна Ивановна Журавлева, историк русской литературы XIX в., профессор Московского университета, и ее муж, выдающийся поэт Всеволод Николаевич Некрасов.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов. Союз государственной службы и поэтической музы

Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.