Мемуары Муми-папы - [25]
На что Фредриксон ответил:
— Нет. Я хочу быть изобретателем. Я хочу изобрести летающую лодку.
— А как же я? — спросил я.
— Можешь основать колонию вместе с другими, — дружелюбно ответил Фредриксон и исчез.
В тот же день после обеда Фредриксон перебрался в Парк Сюрпризов, прихватив с собой и «Марской аркестр». Одна только штурманская рубка осталась одиноко стоять на берегу. Королевская гвардия вкатила судно на поле увеселений, окружила всё строжайшей секретностью и ещё восемью булыжными стенами — их с великим воодушевлением построили верноподданные.
На строительную площадку завезли несколько повозок инструментов, тонны шестерней и мили стальных пружинок. Фредриксон обещал Самодержцу посвящать все вторники и четверги изобретению таких увеселений, которыми можно стращать верноподданных, — остальные дни недели он будет работать над своей летающей лодкой. Однако обо всём этом я узнал лишь задним числом. Я чувствовал себя покинутым и заброшенным. Я опять начал сомневаться в Самодержце и больше не мог восхищаться королями. К тому же я понятия не имел, что такое колония. В конце концов в жажде утешения я направился к Мимле домой.
— Гей, — сказала дочь Мимлы, перемывавшая из шланга своих маленьких братьев и сестёр. — У тебя такой кислый вид, будто ты клюквы наелся!
— Я больше не искатель приключений, я хочу основать колонию, — мрачно ответил я.
— Вот как! А что это такое?
— Сам не знаю, — пробормотал я. — Должно быть, что-нибудь неслыханно дурацкое. Наверное, лучше уплыть с хатифнаттами, одиноким, как самум или орлан.
— Тогда я тоже отправлюсь с тобой, — заявила дочь Мимлы и перестала качать воду.
— Нет, ты совсем не то что Фредриксон, — сказал я, но мой тон не произвёл надлежащего эффекта.
— Правда! — радостно воскликнула дочь Мимлы. — Мама! Где ты? Опять она куда-то запропастилась!
— Здесь я, — молвила Мимла, высовываясь из-за листа. — Скольких ты уже помыла?
— Половину, — ответила дочь. — Остальные хороши и так. Вот этот тролль пригласил меня в путешествие по белу свету, одинокой, как самум или зяблик.
— Нет, нет, нет! — воскликнул я (надеюсь, вы поймёте мою тревогу). — Я сказал совсем не так.
— А, вспомнила: как орлан, — поправилась дочь Мимлы.
Однако её мама удивлённо воскликнула:
— Что ты говоришь! Стало быть, ты не придёшь к обеду?
— Ах, мама, — сказала дочь Мимлы. — Когда ты в следующий раз увидишь меня, я буду самой большой мимлой на свете! Отправляемся сейчас же?
— При ближайшем рассмотрении, пожалуй, лучше основать колонию, — упавшим голосом ответил я.
— Хорошо, — бодро сказала дочь Мимлы. — Тогда заделаемся колонистами. Смотри, мама, я заправская колонистка и покидаю родной дом.
Дорогие читатели, в ваших же интересах предупреждаю: будьте очень осторожны с мимлами. Они интересуются всем и никак не могут взять в толк, что ими не интересуется никто.
Итак, волей-неволей мне пришлось основать колонию в составе дочки Мимлы, Зверка-Шнырка и Супротивки.
Мы собрались в покинутой штурманской рубке Фредриксона.
— Так вот, — сказала дочь Мимлы. — Я спрашивала у мамы, что такое колонист, и она ответила, что это когда живёшь насколько можно ближе друг к другу, потому что одинокому плохо. А потом начинаешь страшно ссориться с другими, потому что это куда приятнее, чем тогда, когда ссориться не с кем. Мама меня предупреждала.
После этих слов воцарилось неодобрительное молчание.
— Когда нам начинать ссориться? Прямо сейчас? — боязливо спросил Зверок-Шнырок. — Я страшно не люблю ссориться. Прошу прощения, но ссориться — это так плохо!
— Это всё не так! — воскликнул Супротивка. — Колония — это место, где живёшь в мире и покое как можно дальше друг от друга. Время от времени случается ЧП, а потом опять мир и покой… Например, можно жить на яблоне. Песни, солнце, спать утром долго-долго, понимаете? Никто не шныряет вокруг, не жужжит тебе в уши про серьёзные дела: мол, не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Да пусть всё делается само собой!
— А всё может делаться само собой? — спросил Зверок-Шнырок.
— Конечно, — мечтательно произнёс Супротивка. — Надо только оставить всё так как есть. Апельсины растут, цветки распускаются, и время от времени нарождается новый супротивка, чтобы есть их и нюхать. И каждому светит солнце.
— Нет! Это не колония! — воскликнул я. — Колония, по-моему, это нелегальное общество! Общество, которое делает что-нибудь неслыханно приключенческое и немного жуткое, что-нибудь такое, на что не осмелится никто другой.
— Что именно? — поинтересовалась дочь Мимлы.
— А вот увидите, — таинственно ответил я. — В полночь на будущую пятницу. То-то вы рты раскроете!
Зверок-Шнырок крикнул «Ура!». Дочь Мимлы разразилась аплодисментами.
Однако ужасная правда была такова, что я понятия не имел, что именно я придумаю для них в полночь на пятницу.
Мы тотчас разошлись в поиске абсолютной самостоятельности.
Супротивка обосновался на яблоне возле дома Мимлы. Дочь Мимлы заявила, что она каждую ночь будет спать на новом месте, чтобы чувствовать себя независимой, а Зверок-Шнырок решил по-прежнему жить в своей банке из-под кофе.
Я не без скорби поселился в штурманской рубке. Она высилась на одиноком утёсе и весьма напоминала выброшенный на берег обломок кораблекрушения. Мне явственно помнится, как я стоял и смотрел на старый Фредриксонов ящик с инструментами, который хемули из гвардии Самодержца списали в металлолом, сочтя его недостаточно изящным для придворного изобретателя.
