Мемуары Муми-папы - [24]
— Привет, — сказал я. — Ты не пойдёшь получать свои призы?
— Призы? — удивлённо моргая, переспросил Скалотяп.
— Ну да, яйца, которые ты нашёл, — сказал Фредриксон. Ты набрал их целую дюжину.
— Я съел их, — сконфуженно сказал Скалотяп. — От нечего делать, пока я вас ждал.
Очень интересно, что выиграл бы Скалотяп и кому достались его призы. Возможно, Самодержец приберег их до своего следующего столетнего юбилея.
Муми-папа перевернул страницу и сказал:
— Глава шестая.
— Погоди минутку, сказал Снусмумрик. — А мой папа любил ту мимлу?
— Спрашиваешь! — ответил Муми-папа. — Насколько мне помнится, они бегали вместе как угорелые и смеялись до упаду.
— Он любил её больше, чем меня? — спросил Снусмумрик.
— Но ведь тебя тогда ещё не было на свете, — отвечал Муми-папа.
Снусмумрик фыркнул, натянул шляпу на уши и отвернулся к окну.
Муми-папа поглядел на него, поднялся, мягко прошлёпал к угловому шкафу и долго рылся там на верхней полке. Вернулся он с длинным, блестящим акульим зубом.
— На, — сказал он, — твой папа часто любовался им.
Снусмумрик поглядел на акулий зуб.
— Красивый, — сказал он. — Повешу над своей постелью. А он ушибся, когда бык швырнул его в розовый куст?
— Нет, — ответил Муми-папа. — Супротивка мягкий, как кошка, да к тому же рога у быка были чучельные тоже, мягкие.
— Ну а что сталось с другими выигрышами? — спросил Снифф. — Трамвайчик-то стоит под зеркалом в гостиной, а где всё остальное?
— Н-да, шампанского-то мы никогда не пили, — словно спохватившись, сказал Муми-папа. — Так что мутовка, наверное, всё время пролежала в ящике кухонного стола. А кольцо дыма растаяло, годы-то или…
— А разукрашенная ручка к шарманке! — воскликнул Снифф.
— Н-да, — сказал Муми-папа. — Если б только я знал, когда у тебя день рождения. Да только твой папа всё время пропадал неизвестно где с календарём.
— А как же мои именины! — умолял Снифф.
— Ладно, будет тебе на именины подарок, но пока это покрыто тайной, — сказал Муми-папа. — А теперь тихо, читаю дальше.
Глава шестая, в которой я основываю колонию и переживаю кризис, а также вызываю привидение на острове Кошмаров
Вовек не забыть мне то утро, когда Фредриксон получил срочную телеграмму. Началось оно мирно и чудесно. Мы сидели и пили кофе в штурманской рубке «Марского аркестра».
— Я тоже хочу кофе, — сказал Скалотяп, пуская пузыри в стакане с молоком.
— Ты ещё слишком маленький, — ласково объяснил ему Фредриксон. — Между прочим, ты отправляешься домой к своей маме. Через полчаса на пакетботе.
— Вот как, — спокойно сказал Скалотяп, продолжая пускать пузыри.
— А я останусь с вами! — воскликнула дочь Мимлы. — До тех пор, пока не вырасту. Слушай, Фредриксон, ты не можешь изобрести что-нибудь такое, чтобы мимлы вырастали ужасно большими?
— Да они и маленькие хороши, — сказал я.
— Мама тоже так думает, — согласилась Мимла. — А вы знаете, что я родилась в ракушке и была не больше водяной блохи, когда мама нашла меня в своем аквариуме?
— Ты опять говоришь неправду, — сказал я. — Мне доподлинно известно, что всякий зарождается внутри своей мамы, совсем как семечко в яблоке! И мимл не полагается держать на борту, это навлекает беду!
— Глупости, — беспечно ответила Мимла и опрокинула в себя ещё кофе.
Мы привязали к хвосту Скалотяпа записку с адресом и поцеловали его в мордашку. Он никого не укусил за нос, и это делает ему честь.
— Кланяйся маме, — сказал Фредриксон. — Да смотри не разбей пакетбот.
— Ладно, — обещал счастливый Скалотяп и тронулся в путь в сопровождении дочери Мимлы, которая обещала позаботиться о том, чтобы он чин чином взошёл на борт пакетбота.
Тем часом Фредриксон развернул карту мира на столе в штурманской рубке. Но тут в дверь постучали и раздался громовой возглас:
— Телеграмма! Телеграмма-молния Фредриксону!
Перед дверью стоял большой хемуль из Сада Самодержца. Фредриксон с непоколебимым самообладанием надел свою капитанскую фуражку и с серьёзной миной прочёл телеграмму. В ней значилось:
— Прошу прощения, он не очень-то в ладах с правописанием, этот король, — сказал Зверок-Шнырок, учившийся грамоте по своей кофейной банке (Maxwell House High Grade Coffee One Pound и так далее) — пока банка была ещё синяя и не заляпана красной краской.
В телеграммах никогда не ставят ни точек, ни запятых, — пояснил Фредриксон. — Чтобы покороче было. С телеграммой всё в порядке.
Он достал из-за нактоуза щётку для волос, сел и принялся чистить свои уши так, что аж клочья полетели по всей штурманской рубке.
— Можно, я проставлю все большие буквы в твоей чудесной телеграмме? — спросил Зверок-Шнырок.
Но Фредриксон не слушал. Он что-то пробормотал и перешёл к чистке штанов.
— Послушай, — осторожно сказал я. — Если ты начнёшь изобретать разные штуки для Самодержца, мы не сможем продолжить путешествие?
Фредриксон издал какой-то невразумительный звук.
— А на открытия уходит уйма времени, не так ли? — продолжал я.
И поскольку Фредриксон не отвечал, я в полном отчаянии воскликнул:
— Но как можно стать искателем приключений, когда живёшь на одном месте?! Ведь ты же хочешь быть искателем приключений, так ведь?
