Мемориал - [41]

Стали готовиться к побегу. Им помогали друзья из рабочих команд — хлебом, табаком. А это были те же деньги, за них на лагерной «барахолке» они приобретали необходимое. У каждого были свои обязанности. Николай, знавший ремесла, чинил рваную одежду, обувь. Из плащ-палаток шил куртки с капюшонами — короткие, чтобы не мешали на ходу, но надежно защищали от дождя. Прошивал подошву ботинок просмоленной дратвой, схватывал намертво: никакая лужа не страшна.

Мишка специализировался по части инвентаря. Он достал где-то фонари с запасными батарейками, смастерил каждому по ножу, одел, во избежание шума при ходьбе, в чехлы с лямками котелки и фляги…

Подготовку продовольствия взял на себя Георгий. Он знал: из своей скудной пайки в запас и крошки не выкроишь, надо пробиваться к кухням. Но дружбы с поварами не получилось: старший полицай Сашка Рыжий приметил крутившегося у ограды, оцепившей кухонный двор, верткого парня с приметным хрящеватым носом и дерзкими, настырными глазами и приказал своему помощнику, надзиравшему за пищеблоком, не подпускать этого «шакала» к кухням на пушечный выстрел.

Оставалось одно: получить доступ за проволоку. Но как это сделать? Георгий решил пойти напрямик. Как-то, увидев проходящего по дороге к аппельплацу Дмитрия, он окликнул своего спасителя. Тот подошел, привычно напустив на себя строгость. «Чего надо?» — так, чтобы все слышали, спросил Стариков. «Хотел бы попросить, — так же громко ответил пленный, — чтобы вы меня устроили на работу. — Он слегка подмигнул и тихо добавил: — Писарем». — «А что ты можешь?» — «Читать, немного писать по-немецки». Дмитрий оглянулся. Вокруг никого не было. «Я тебе и так помогу, если хочешь есть», — сказал он, как бы досадуя на себя, что не догадался об этом раньше. Георгий усмехнулся. «Не об том речь. Бежать хочу! — Он поймал удивленный взгляд Дмитрия и быстро добавил: — Но тебя не подведу». Дмитрий подумал. «Хорошо, я прощупаю почву. Подожди дня два-три».

На третий день Георгия на поверке вызвал полицай блока. «Следуй за мной, шакал». Вид у полицая был зловещий: привести «шакала» в картай приказал сам штабс-фельдфебель, помощник коменданта по учету и распределению рабочей силы. Не иначе в карточке у пленного нашли что-то подозрительное. Впрочем, вызов мог означать и другое: просто кому-то из окрестных помещиков или состоятельных бауэров, дружков штабс-фельдфебеля, понадобился еще один батрак…

У контрольных ворот полицай передал пленного старшему писарю. Дмитрий привел Георгия в картай. В жарко натопленной комнате тесно стояли шкафы с ящичками, за длинным столом сидели писаря. В печурке уютно потрескивали дрова, в комнате пахло смолой и канцелярским клеем.

Тучный краснолицый штабс-фельдфебель, сидевший здесь же, за стеклянной перегородкой, пристально оглядел новичка. После обеда немец был настроен благодушно. «Кто такой?» — спросил он на ломаном русском языке. «Человек», — смущенно, но не без достоинства ответил Георгий. Толстяк вдруг захохотал. «Человек! — смеясь, повторил он. — Кого ты мне рекомендоваль, Дмитрий? — Штабс-фельдфебель, обращаясь к Старикову, кивнул на новичка. — То же не простой сольдат, то же потомок старый русский граф!» Он вытер слезы, махнул рукой. «Пойдет. Давай ему работу!»

С этого дня Георгий получил право выходить за лагерь, в «зону». И жил он уже не в общем бараке, а в форлагере, за аппельплацем, в комнате, где стояли не грязные нары, а двухъярусные койки. «Так можно и до конца войны дотянуть!» — говорил он про себя с усмешкой. Но в его привычной иронии не было осуждения по адресу товарищей — того же Дмитрия Старикова или его напарника, бывшего морского офицера Барышева, ныне Нетудыхатки. Георгий крепко подружился с обоими, знал, что оба делают большое и важное дело, помогая простым и честным людям выжить в этом аду. Скольких они спасли от шахт или застенков абвера и гестапо! Георгий мог лишь представить себе, видя, как ежедневно эти славные мужественные люди рисковали жизнью, обманывали своего «шефа», тайно заменяя лагерные номера и списывая в умершие приговоренных к каторжным работам или тюрьме. Какие только манипуляции они не проделывали с карточками! Прекрасно зная, на кого может нацелить свой ястребиный глаз лагерный абвер, они старались иногда заранее запутать следы — в графе «военное звание» аккуратно счищали надпись, допустим, «полковник», и писали «рядовой» или «сержант». Так они временно «разжаловали» старших офицеров, маскировали в общей массе людей, которым угрожало уничтожение в первую очередь.

Он видел: с этими ребятами можно быть откровенным во всем, в любой задумке. «Как мне провести за проволоку двух моих друзей?» — спросил как-то Георгий. «А ты их вызови сюда как бы для перерегистрации: надо, мол, что-то уточнить в карточке». — «Ненужен бланк вызова, подписанный шефом?» — «Так дай ему этот бланк на подпись. Только выбери удобный момент». Однако прошло месяца два, пока такой момент представился: шеф был приглашен на именины своего приятеля-помещика, которому он поставлял из лагеря даровых батраков, и спешил уйти. Тут Георгий и подсунул ему бланк. Штабс-фельдфебель быстро подписал пропуск и удалился.