Меморандум - [92]

Вот он стоит у края веранды, только шаг сделать и кончится эта бессмыслица, «бег на месте это замечательно». Только шаг — и всё…

Спускаясь на лифте, Борис почувствовал укол в сердце, как выстрел в спину. Он выхватил единственное оружие — монашеские четки — и часто-часто застрочил Иисусову молитву. Выйдя из подъезда, поднял голову и увидел Михаила со стаканом в руке, в белоснежной просторной рубашке и черных джинсах обтяжку, он сидит на парапете козырька веранды, разыгрывая, должно быть, по лицедейской привычке эпизод из «Войны и мира», где гвардейский офицер Долохов выпивает бутылку рома, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами. Лишь полшага отделяли ошалелого Михаила от тридцатиметровой пропасти, от вечной погибели. Борис что было сил молча завопил в Небеса о спасении заблудшего.

Борис хмыкнул: «Не дождётесь!» и, перемахнув через ограду парапета, вернулся на шелковистую зеленую травку. Взял телефон и надавил кнопку под номером «2».

— Эту книгу про Юрина издавать нельзя!

— С каких это пор ты мне ставишь условия? Политику издательства диктую я и никто больше! — в голосе леди-босс появились нотки коварной Миледи.

— Денег я на книгу не дам, так и знай.

— И не надо. Я давно не завишу от твоих подачек. У меня четыре года как имеется свой магазин: вино, водочка, пивко, закуски и прочее. Очень надежный доход! Скоро открою еще два, уже и помещения присмотрела. Так что от своих вложений только ты имеешь двадцатипроцентную мзду и отмывание серой зарплаты в конверте, мне они — как слону дробинка.

— Я хочу участвовать в прибыли магазина!

— Хоти дальше… Слушай, ты меня что-то очень сильно нервируешь. Поэтому, знаешь что… Мишаня, а не пошел бы ты вон!

Через неделю мутного запоя, Михаил затосковал по теплой объёмной супружеской груди, котлетам с жареной картошкой и вернулся домой, трясущийся, малодушный и услужливый. Жена открыла дверь, небрежно запахивая халат, и вынесла один за другим три чемодана с вещами. Стоило ему поднять на нее голос и в сердцах назвать самкой домашней собаки, как из-за спины вышел его молодой начальник — генеральный продюсер канала — в спортивных трусах и с сигарой во рту…

С телевидения Михаила уволили. Жена с помощью того же элитного риелтора отобрала у него квартиру на Полянке, милостиво оставив «Лексус», который вскоре угнали. Миша вернулся к старенькой маме и по ее мудрому совету устроился учителем словесности в среднюю школу: «Всё равно мой нерадивый сын больше ни на что не годен, весь в отца».

Уроборос

Испугался за Михаила не на шутку…В голове зажурчали мысли:

— это ты человека чуть до самоубийства не довел, неужели нельзя было как-то по-человечески с ним обойтись;

— да он тебя сам чуть не убил, разве не убийство обещание загубить издание книги, да что такое книга по сравнению с жизнью хотя бы одного человека;

— ничего, поделом таким хапугам, возомнившим себя хозяевами жизни, ишь чего удумали: хотим дозволяем, хотим посылаем…

Вся эта сумятица в голове затихла, стоило только войти в храм монастыря. Подал записки на литургию, молебен и сорокоуст о здравии Михаила, Людмилы (Милены) и себя, любимого. Потом доехал до другого монастыря и там повторил боевую операцию, раздав попутно пригоршню милостыни.

В глубокой задумчивости оказался на бульваре у дома с аркой, где жила незнакомка «по одной из версий» Мила. Какая, однако, путаница у нас с именами… Сел на скамью и стал приводить себя в порядок Иисусовой молитвой. Наконец, в душе установилась желанная тишина, на скамью рядом присела Мила в той же юбке из клетчатой шотландки, которая, должно быть, стала ее талисманом.

— Песочек, дорогой, — запела она тонким голоском, — я по тебе соскучилась. Я понимаю, много работы… Только мне нужно тебя хоть иногда видеть.

— Здравствуй, Мила, — как сквозь вату произнес я. — Как поживаешь?

— Без тебя никак. Я ведь кое-что вспомнила. Вот послушай, Песочек. — Она заерзала, придвигаясь ко мне. — Однажды ты меня потащил в церковь. Тогда был предпраздничный день, и ты сказал, что на всенощной можно исповедаться. Мы с тобой вместе написали список моих грехов. Вернее, ты протянул мне брошюрку для тех, кто готовится к исповеди, а я сама выписала свои грехи. Я надела длинную юбку, взяла с собой платок, и мы поехали на автобусе в церковь. Там было много народу, мы встали в две очереди к разным священникам. А когда подошла твоя очередь, ты меня выдернул из моей и поставил сзади себя. Так вот когда ты разговаривал со священником, я поняла, что он тебя знает. Понимаешь, Песочек, вы с ним разговаривали как старые друзья.

— Так пойдем в эту церковь немедленно!

— Сейчас, только юбку переодену и выйду. Подождешь?

— Конечно, Мила!

Она вышла через десять минут, вся такая строгая в темно-синей юбке ниже колен. А у меня сердце стучало вовсю от радостного предчувствия: что если священник меня узнает!

Автобус подкатил к церкви и остановился метрах в тридцати от входа. Пока мы шли, у меня из памяти всплыло описание этого храма из «Посланника»: вот белые колонны, вот терракотовые стены, а вверху — синий купол с золотым крестом. Мы вошли в храм, Мила подтолкнула меня к очереди. Я глянул на священника, но не узнал его. Поставил девушку в очередь, а сам отправился подавать записки о здравии Михаила, двух Людмил (Миледи и Милы) и себя, ненавистного. Стоя в очереди, выдернул из блокнота четыре спаренных листочка, протянул пару вместе с авторучкой Миле и сам принялся писать хартию.