Меморандум - [72]

— Простите, может вы все-таки ошибаетесь? Моя теща человек болезненный и разговаривает тихо, как умирающая лебедь.

— Это она при тебе и твоей Дашеньке тихая, чтобы из вас жалость вышибить. А как Даша — за дверь прикупить чего на рынке, так Тимофеевна выходит на дозор и давай горлом всех давить, как СЭС тараканов. У вас морили? А, ты не знаешь… У меня всех извели, три ведра из квартиры вынесла, ни один даже лапкой не дернул, такая у них нынче зараза убойная. — Соседка задумчиво пожевала губами и, внезапно озарившись, подпрыгнула: — Эээтшшто! А на Первомай-то Тимофевна чо учудила-то! Есть у нас одна фуфыра такая, Люська с пятого этажа, богатая, аж жуть. У нее даже машина зарубежная имеется, красная такая, может видел… Ну чем Люська заработала на машину, всем понятно каким таким местом, но мы к этому спокойно — гримасы капитализма и всё такое. А Тимофеевна раз увидела Люську с мушьчинкой таким видным, выждала, пока он сделает своё дело и уйдет… А как Люська проводила мушшшыну до желтого такси и давай обратно по лестнице подниматься… Ой, что было!.. Как закричит твоя-то теща, как ногами затопает, бандитка, все думали война началась, по блиндажам попрятались, а Люська два дни мусор не выносила, а как пошла выносить, я — шасть за ней с ведром, гляжу — мамынька родная! — у Люськи фингал под обеими глазоньками, как гранат за сто рублев на рынке!

Соседка видимо устала от переживаний, повздыхала еще немного, встала и пошла к дверям. Уже распахнув створку, оглянулась и сказала:

— Ты, сынок, как надоест ждать, сходи на рынок или в аптеку, может с Дашей там и встренитесь. Тимофеевна-то тебе ни за что не отворит. Она в засаде.

Не успел я прийти в себя от массированной бомбардировки информацией, как рядом со мной на скамейке снова обозначилось неожиданное вторжение, я не без опаски оглянулся, готовый получить очередную дозу криминала, но, увидев улыбающуюся Дашу, успокоился.

— Заждался, бедненький, — протянула она тоненьким голоском, прижавшись к моему плечу чем-то теплым, мягким и родным — своим плечиком. — Пойдем, я тебя обедом вкусненьким накормлю.

В подъезде, лишь за нами хлопнула дверь и мы оказались в полумраке, Даша прижалась ко мне и выдохнула на ухо:

— Ты не представляешь, Лешка, как же я соскучилась. Мне тебе столько всего сказать нужно. Ну всё, всё, пойдем… Маму уложим и пообнимаемся. Пойдем.

С некоторых пор я стал прибегать к хитрости. Дело в том, что раньше теща после нашего удаления в супружеские покои, будто заступала в ночную смену. Начинала громко шаркать по квартире, хлопать дверью, спускать воду, с грохотом ставить чайник на плиту, кашлять и ворчать. Даша при этом вся сжималась, отодвигалась от меня и зажимала мне рот ладошкой, чтобы моё рычание не дошло до деликатного слуха строгой маменьки. Посоветовавшись с опытными мужьями, вынужденными проживать под одной крышей с тещей, я купил в аптеке французское снотворное в виде шипучей таблетки. В бокал тещи, наполненный кагором, улучив момент, бросал таблетку, она мгновенно растворялась, в результате чего маменька по окончании торжественного ужина с вином и цыпленком уходила спатеньки и до самого утра никого во вселенной не тревожила. С тех пор, как первый опыт удался, проводив тещу в спальню, мы сидели вдвоем, наслаждались тишиной и без помех разговаривали досыта.

В тот вечер после беседы с общительной соседкой я стал жалеть мою Дашу еще больше. Бедная девочка, как она живет под таким прессом? Как терпит?.. Я бы не смог. Отсидев за столом нормативные два часа, получив традиционную дозу издевок и оскорблений, отправив тещу спать, я обнял Дашу, погладил по голове, как маленькую девочку. Она всплакнула, успокоилась и вдруг, улыбнувшись, прошептала:

— Ты еще не решил со мной расстаться?

— Дашенька, ну, что такое ты говоришь? С каждым днем я люблю тебя крепче и крепче. Помнишь: «Любовь как смерть крепка»?

— Вот и хорошо. Это я так, на всякий случай. Дело в том… что… — замялась она.

— Ты беременна? Да?

— Ага…

— Слава Богу!

— А я боялась…

— Это зря, Дашенька. Как можно! А знаешь что, давай ты родишь девочку. Она будет такой же как ты красавицей, умницей, синеглазым ангелом, любимой дочкой.

— Давай…

— Ну, хватит, хватит… Что ты сырость развела.

— Это я от радости. Прости. Я больше не буду.

Эта темная беззвездная ночь, тихая ангельская ночь, была пронизана светом нашей любви, такой мучительной и сладостной, такой беззащитной и крепкой, «крепче смерти».

Вернулся я в свою кратовскую келью счастливым и задумчивым. Когда старик Порфирий поднялся ко мне, сел в кресло и спросил: «Что с тобой, Леша? Ты какой-то тихий» — я долго еще не мог вымолвить ни единого слова. Наконец, очнулся, вернулся на землю и сказал:

— Скоро я стану отцом. Мы с Дашей столько лет об этом мечтали… И вот случилось.

— Слава Богу! Что же ты пугаешь старика? Почему такой грустный? Да ты прыгать от счастья должен.

— Я бы прыгал, Порфирий, до потолка бы прыгал, если бы не одно «но».

— Давай, выкладывай! — Он вздохнул и затих. — Я для тебя что угодно сделаю. Ты же знаешь.

— Боюсь, в моей ситуации даже ты не сможешь помочь. Теща!.. — произнес я как заклятие. — Я вчера узнал от соседки, что она практически шантажирует мою жену. Даша переехала к маме, чтобы ухаживать за умирающей, а оказалось, что она, как товарищ Ленин «живее всех живых». Она там весь подъезд в ежовых рукавицах держит. Одну соседку даже избила, представляешь? То есть она обманом держит дочку при себе, фактически разрушая наш брак. Она ненавидит меня.