Мелодия для саксофона - [15]

Ещё поджидая идущую к нему Инессу Бессонову, следователь уже знал, кому он поручит заняться художником Дориным.

Дмитрий Славин когда-то учился в художественной школе, а отец его владеет современной галереей живописи «Вишнёвая роща».

«Так что ему и карты в руки», — решил Наполеонов.

— Алло, — прозвучал голос в трубке.

— Дима, ты где?

— В отделении, — ответил оперативник.

— Бездельничаешь…

— Вам побездельничаешь! — сделал вид, что обиделся, оперативник.

На самом деле Славин никогда не обижался, считал это делом затратным и контрпродуктивным. Обижаться на начальство — себе дороже, а от остальных можно просто отмахнуться и переключиться на что-то более приятное.

Между тем Наполеонов, от которого оперативнику отмахнуться никак не получится, продолжил:

— Вот это правильно, тем более что я тебе работёнку хочу поручить и как раз по твоему профилю.

— По моему профилю? — удивился Дмитрий, гадая, чего же там изобрёл для него Наполеонов.

— Ну, ты же у нас художник.

— Я опер, — отрезал Славин.

— Ну, ладно, ладно, опер, — согласился следователь, — но с художественным наклоном.

Славин тяжело вздохнул в трубку.

— Не вздыхай, как нагруженный слон, — сказал следователь, — может, я не так выразился. Но факт, что ты разбираешься в живописи.

— Разбираюсь, — осторожно согласился Славин, — но если вы хотите, чтобы я поработал экспертом в этой области, то вынужден вас разочаровать…

— Каким ещё таким экспертом, — начал терять терпение Наполеонов, — мы расследуем дело об убийстве тёщи саксофониста Бессонова. Дело громкое. Начальство бдит.

— Если вы хотите, чтобы я выяснил, не подменили ли подлинный саксофон Бессонова на подделку, то я пас!

— Ничего ему не подменили! Бессонов был в день убийства на гастролях! И саксофон был при нём! Понятно, при нём?!

— Ещё как понятно. Дальше.

— У Инессы Бессоновой до того, как она познакомилась со своим нынешним парнем Глебом Павловичем Куприяновым, был другой парень, некий Владимир Маркович Дорин. Он учился в художественном училище и рисовал.

— Писал, — машинально поправил Славин.

— Чего писал? — машинально переспросил Наполеонов.

— Картины.

— Умник!

— Есть немного…

— Так вот, — не обращая внимания на дерзость, проговорил следователь, — я хочу, чтобы ты узнал об этом Дорине всё. Где он теперь, чем занимается, на что живёт, не появились ли у него в последнее время деньги…

— И есть ли у него алиби на время убийства?

— И впрямь умник, — похвалил Наполеонов и напутствовал: — Действуй!

— Есть, товарищ капитан.

Наполеонов вздохнул и отключился.

Больше всего на свете ему сейчас хотелось прилечь на свою кровать или хотя бы на диван в гостиной, закрыть глаза и заснуть, чувствуя сквозь сон, как мать накрывает пледом и тихонько, чтобы не разбудить, гладит его коротко постриженные волосы.

Да-да, следователи — тоже люди. И им иногда очень хочется, чтобы их погладили по головке. Особенно в те дни, когда расследование застопорилось на месте и ни «но», ни «тпру».

Глава 6

Ни о каком художнике Дорине старший лейтенант Славин понятия не имел.

В художественной школе он учился в детстве и никаких связей со своими бывшими однокашниками не поддерживал и не имел понятия о том, чем они занимаются теперь.

К отцу Дмитрий обращаться не захотел, хотя Славин-старший и помогал устраивать выставки молодым художникам, но на данный момент в его каталоге никакого Дорина не было. Поэтому Дмитрий позвонил известной в городе художнице Лидии Заречной, с которой он познакомился при расследовании одного из дел.

С тех пор они встречались время от времени, посещая вместе известные выставки, и даже пару раз сходили в Драматический театр на премьерные спектакли, и это не считая редких встреч в кафе.

Дмитрий вспомнил, какой он увидел Лидию впервые, и невольно улыбнулся.

На девушке были старые джинсы и перепачканная красками светло-серая блузка. Русые волосы небрежно сколоты на затылке, слегка полноватые губы и большие серо-зелёные глаза.

Именно эти глаза и зацепили Славина. В них светились ум, любознательность и что-то ещё, не передающееся словами, может быть, обещание захватывающего приключения или намёк на раскрытие некой тайны…

Этого Славин сам не знал и не узнал до сих пор. Вероятнее всего, он сам себе придумал и приключения, и тайну.

Дмитрий тихо вздохнул, но как только услышал в телефоне голос Лидии, сразу ожил:

— Привет!

— Это ты? — спросила она. — Я смотрю, номер высветился неизвестный.

— Я звоню со служебного телефона.

— А, со служебного, — протянула она и закончила: — Значит, и разговор служебный?

— В некоторой степени, — отозвался Дмитрий, уловив в голосе художницы нотку разочарования.

— Что же ты хочешь?

— Лида, будь другом… — При слове «другом» Заречная фыркнула, а Славин обругал себя мысленно «ослом». Но, тем не менее, продолжил:

— Лида, скажи, ты слышала что-нибудь о неком художнике Владимире Дорине?

— Тоже мне, нашёл художника, — проговорила она с лёгким пренебрежением, — Володька недавно окончил училище. Нигде ещё не выставлялся. Позиционирует себя как классик.

— В смысле? — удивился Славин.

— Ну, то есть, пишет в стиле старых художников, типа Репина, Кипренского, Федотова, Брюллова.