Меланхолия - [9]

Шрифт
Интервал

«Что ж, белорусы — народ бедный, сознательных лю­дей — горсть, откуда же быть у них богатому клубу? Но и очень уж захудалый выбрали угол, даже мусор не убрали на лестнице».

«Сейчас — лето, люди в разъездах, возможно, никого из знаменитостей и не увижу, но все может быть — и, на мое счастье, будут тут Купала, Колас или еще кто-нибудь из поэтов или из редакции «Нашай нівы»,— хоть посмотрю на них, хоть послушаю, стоя в сторонке, как они говорят...»

Так он думал. И удивился, когда увидел, что двери закрыты и никого возле них нет, никто не впускает, не выпускает. Что это значит? Может, не туда попал? Но ведь дали ему этот адрес, да висит вот обрывок бумаги, на котором при тусклом свете маленькой электрической лампочки с трудом можно было прочитать написанное по-белорусски.

Прислушался — за дверью топот, танцуют... Играют на, рояле и на скрипке.

Тихонько толкнул рукою дверь — открыто... Колебался: входить ли? Сбоку увидел беленькую кнопку электрическо­го звонка. Поднял руку, чтобы позвонить, и только тогда заметил, что провод от кнопки давным-давно съехал далеко в сторону, оборван, покрыт пылью и болтается с загнутым концом.

«Ну и порядочки у вас, братья мои белорусы!» — неодо­брительно подумал Лявон и приоткрыл двери, чтобы по­смотреть, кто же там есть.

В бедной комнатушке, с правой стороны, стояла раско­ряченная вешалка, на которой висело несколько пальто. Сверху, на пыльной доске, лежали шапки и шляпы. В углу, с левой стороны, сидел за голым столом мальчишка и держал в руках билетную книжечку.

— С вас пятнадцать копеек,— сказал он Лявону.

— За что?

— Вы что, не знаете? За вход...— ответил мальчишка, опасаясь, как бы этот новый человек не зажулил пятнадцать копеек и не прошел в зал так.

Лявон заплатил и, раздеваясь, поинтересовался:

— Есть ли здесь сегодня кто-нибудь из белорусских писателей?

Мальчик подумал,— очевидно, не совсем хорошо по­нял,— и сам спросил:

— А кто они? Какие вам нужны?

— Купала есть?

— Не знаю... Меня посадил тут Булгак. Если он вам нужен, я его позову.

— Нет, не надо...

Лявон прошел в соседнюю комнату. Там стояло лишь несколько убогих кресел, а у входа в зал толпились моло­дые ребята. Они курили и смотрели в зал, а дым пускали, повернувшись в эту пустую комнату.

Лявон подошел к ним и услышал, что они говорят по-русски. «Вот тебе и встреча с белорусами»,— подумал он.

В небольшом зале парни и девчата танцевали вальс. За роялем сидела какая-то пани, рядом на скрипке пи­ликал молодой музыкант, видно, ученик из какой-нибудь школы или студент.

Танцевали бурно и весело. Всех водил за собой сухо­щавый белобрысый мужчина, еще довольно молодой, как и все здесь, но уже с лысинкой. Это был франт в кургузом пиджачке и при манишке. Мило улыбнувшись и притопнув ногой, он кричал: «Агош!» или «Адруа!» — и тащил своих послушных танцоров то направо, то налево.

Наконец все фигуры были окончены, люди устали, рояль и скрипка умолкли. Молодежь загомонила, одни присажи­вались в углу, вытирая потные лица, другие шли в соседнюю комнату и на балкончик.

Мимо Лявона проходили девушки в каких-то необычных костюмах и говорили по-польски.

Лявон отошел в сторонку. Там стоял парень, с виду чело­век простой, и Лявон спросил у него:

— Что это за костюмы на некоторых девушках?

— Вы, наверное, здесь впервые? — ответил парень по-белорусски.— Это белорусские костюмы.

— Никогда не подумал бы, что белорусские,— удивился Лявон.— У нас на Могилевщине девчата совсем не так одеваются...

— Ну, так какая там у вас Беларусь! Там чистых бело­русов уже нет.

— А почему эти паненки говорят по-польски, если они у вас такие чистые белоруски? — невольно поинтересовался Лявон.

— Какие они там белоруски... Приходят сюда потанце­вать.

— А ребята-белорусы есть? — продолжал расспраши­вать Лявон.

— Несколько человек есть... Вот те, что возле дверей, белорусы

— Эти? Да ведь они, я слышал, говорят, кажется, по-русски?

— Немного по-русски, немного по-белорусски. Здесь все так говорят.

— А из «Нашай нівы» кто-нибудь здесь есть? — спросил Лявон,

— Нет, они сюда редко заходят. А если вы так ин­тересуетесь — посмотрите: вон белорусский поэт, Булгак...

— Что-то я не слышал о таком,— сказал Лявон.

— Он пишет под псевдонимом Трофим Стальной. Вроде бы неплохие стишки...

— Так это Трофим Стальной! — воскликнул Лявон и тут же вспомнил несколько стихотворений, подписанных этим именем. А сам подумал: «Ну и стальной!»

— Его, видите ли, затирают в «Нашай ніве», поэтому он и печатается больше в русских и польских газетах.

— Видно,— пробормотал Лявон и умолк, погруженным в невеселые мысли.

Опять пошли танцы, опять сладким голосом выкрикивал Трофим Стальной свои «агош» и «адруа», опять время от времени та или иная барышня произносила какое-нибудь белорусское слово с особым, для смеха, ударением.

Лявон вышел на балкончик и грустил там один, иногда невольно шепча сам себе: «И это наша культурная среда... Та самая среда, о которой мы столько мечтали в своей глу­хой школе, в своем глухом белорусском уголке!.. Где же она, та «агромністая такая грамада», где она, эта сознатель­ная молодежь, где же они, эти вожди?»

Отчаяние охватило его. Ему теперь казалось, что бело­русское возрождение не имеет под собой никакой почвы, что в «Нашай ніве» сидят слепые люди, оторванные от жизни, что ничего из этого белорусского языка не будет и быть не может...


Еще от автора Максим Иванович Горецкий
На империалистической войне

Заключительная часть трилогии о хождении по мукам белорусской интеллигенции в лице крестьянского сына Левона Задумы. Документальная повесть рассказывает о честном, открытом человеке — белорусе, которые любит свою Родину, знает ей цену. А так как Горецкий сам был участником Первой Мировой войны, в книге все очень правдиво. Это произведение ставят на один уровень с антивоенными произведениями Ремарка, Цвейга.


В чём его обида?

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тихое течение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Виленские коммунары

Роман представляет собой социальную эпопею, в котрой показаны судьбы четырех поколений белорусских крестьян- от прадеда, живщего при крепостном праве, до правнука Матвея Мышки, пришедшего в революцию и защищавщего советскую власть с оружием в руках. 1931–1933 гг. Роман был переведён автором на русский язык в 1933–1934 гг. под названием «Виленские воспоминания» и отправлен в 1935 г. в Москву для публикации, но не был опубликован. Рукопись романа была найдена только в 1961 г.


Рекомендуем почитать
Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.