Мексиканский тупик - [3]
Роуз. Чего захочу, то и сбудется.
Уолш. Сколько раз ты звала меня, чтоб я явился? Сигналы становятся всё слабее, малышка… Но каждую ночь я являюсь и являюсь, и стоит это больших трудов и усилий… Моих усилий… Но мои усилия и твоё воображение не вечны… Мне тяжело видеть, как ты теряешь своё собственное «я»… И если мне суждено уйти и не вернуться больше никогда, я не покину тебя, не отплатив за твою горячую любовь и привязанность. Ни одно живое существо, будь то мужчина или женщина, не дало мне столько, ни разу не потребовав уплаты по счетам.
Роуз. Это из какой-то моей пьесы. Я написала этот монолог.
Уолш. Ты записываешь всё. Каждое моё слово становится твоей мыслью. Поэтому нам так хорошо было вместе все эти годы. Я пытаюсь помочь тебе, чёрт побери. Неужели ты этого не понимаешь?
Роуз. Отворачиваясь от меня? Угрожая меня бросить? Это моё воображение и мои слова, не твои. И моё воображение не ослабевает. Я в расцвете своего таланта, мой милый… В прошлом году я прочла лекции в двенадцати университетах. И после некоторых мне аплодировали стоя, до сих пор стоят.
Уолш. Речь идёт не об увядающей живости твоего ума. А о неспособности заработать хоть доллар. Хоть один.
Роуз. Доллары меня не интересуют… А вот молодые и здоровые… это другое дело.
Уолш. Я тебе говорил, что через две недели день моего рождения? Мне стукнет шестьдесят пять…
Роуз. Я помню.
Уолш. В моё время это был пенсионный возраст… Но моё время ушло. И всё дело в том, что в твоём сознании я ещё как живой… Но ведь время не остановишь… Вон утренняя газета лежит, ты её видишь?
Роуз. А мне и не нужно её видеть. Хочешь знать, почему я не ношу очков… Потому что ты уже не такой симпатичный, как в свои двадцать. Ещё пара недель, и наши встречи прекратятся… О, боже, по ночам я буду абсолютно свободна. Уолш, ты к этому клонишь, да?
Уолш. Ты же знаешь не хуже мня, что есть вещи, которыми лучше заниматься в уединении. Писать и умирать, например.
Роуз. И если уж быть совсем откровенной, заниматься любовью с мертвецом не то, что я себе раньше представляла.
Уолш. Больше всего я не хочу, чтобы ты впала в нищету, потеряла всё, чем владеешь… Сколько денег у тебя осталось?
Роуз. Целая куча. На обед я приготовила трёх омаров.
Уолш. Это не деньги по сравнению с теми, что ты тратишь на отделку дома. Причём ежегодно. У тебя четыре чулана и в каждом по четыре шкафа, и все они забиты одеждой. А ты носишь всё тот же чёрный костюм от Шанель, хотя ему давно уже место в музее Смитсоновского института.
Роуз. Никогда не суди о женщине по тому, что она носит. Главное, что она покупает.
Уолш. Тебя ждёт банкротство, малышка. Как ты собираешься жить? Как будешь оплачивать счета?
Роуз. Опущусь до того, что начну писать киносценарии.
Уолш. У меня есть вариант получше.
Роуз. Твои любовные письма я продавать не собираюсь. Ты их писал вдрызг пьяный, и мне приходилось всё переписывать.
Уолш. Я знаю, как ты можешь заполучить целую кучу денег. Скоро выйдет книжка, и она сразу будет нарасхват.
Роуз. Сообщи в издательство, что тебе нет шестидесяти пяти. Ты лгал насчёт своего возраста. Чёрт, куда они там так торопятся! Мне ты нужен больше, чем издателям.
Уолш. Книга называется «Мексиканский тупик»… Неоконченный роман.
Роуз. Неоконченный кем?
Уолш. Мной… Мне осталось дописать каких-нибудь тридцать-сорок страниц, когда меня вдруг прихватило… Сердечный приступ во время завтрака в патио… Помнишь?
Роуз. Ещё бы не помнить. Я приготовила тогда полосатого окуня.
Уолш. Нет, я насчёт сердечного приступа. Я пытался сказать громко, а получилось шёпотом: «Вызывай скорую», а ты подумала, что я про рыбу что-то промямлил.
Роуз. Ты хочешь вернуть меня к тому событию, да?.. Это был самый ужасный день в моей жизни.
Уолш. Я хотел передать тебе книгу, но не мог и пальцем пошевелить… Она в чулане, там, под окном. Собирался сказать о ней после завтрака, да куда уж там.
Роуз. Лицо у тебя побелело, пальцы похолодели… Я поняла, что тебе конец и желала смерти для себя.
Уолш. Роуз, книга всё ещё там. Для тебя берёг.
Роуз. Мне не нужна твоя недописанная книга. Пусть отправляется в какой-нибудь колледж или библиотеку Конгресса.
Уолш. Им деньги не нужны. А тебе очень.
Роуз. Да достану я денег, подумаешь дел. Только не через книгу. Отдай её кому угодно, только не мне.
Уолш. А почему ты настроила меня на эту мысль именно сейчас?
Роуз. И не собиралась. Давным-давно забыло об этом.
Уолш. Вот как? Значит, книгу ты там как-то раз обнаружила, но мне ничего не сообщила. И даже не прочла её… И вот в данный момент я хочу –
Роуз. Опять ты за своё.
Уолш. Последний раз спрашиваю: ты напомнила мне про книгу?
Роуз. Не я, клянусь.
Уолш. Не нужны мне твои клятвы. Тебе нужна моя книга, и ты её сохранила. Я хочу, чтобы остаток дней ты прожила ни в чём не нуждаясь… Ну, прошу тебя. Открой чулан и посмотри, там ли она.
Роуз. Сам этим занимайся. Это не моя книга.
Уолш. Ты же знаешь, что я не могу открывать двери и держать в руках материальные объекты. Ну, давай же! Нагнись. Встань на колени.
Роуз. Давненько ты меня в такую позу не ставил. (Медленно опускается на одно колено.)
Уолш. А теперь открой чулан.
Классик американской драматургии Нил Саймон переносит действие пьесы «Дураки» в некий абстрактный город. Там живут и судья, и доктор, и торговка, и пастух, есть даже Князь. Только нет в этом городе учителя. Впрочем, что можно взять с тех, кому судьбой уготовано быть дураками. Видимо, и жили бы здесь по-прежнему, если бы не приехал в этот город молодой учитель, не влюбился в свою ученицу — красавицу Софью, и не решил попытаться снять проклятие трехсотлетней давности, которое и сделало всех здешних жителей дураками.
Феерическая комедия, полная реприз и курьезов. В ней, согласно популярному рецепту, смешаны составляющие пряного коктейля под названием «захватывающий сюжет»: стрельба и полиция, танцы и скандалы, интриги и тайны, политика и флирт. Словно на белом листе, на светлом фоне декораций появляются девять характерных персонажей в ослепительно ярких костюмах со всей палитрой человеческих страстей — от любви до ревности, от трусости до безрассудства.
Молодожены Кори и Пол поселились в скромной комнате на пятом этаже с дырой в крыше, без лифта и отопления. Медовый месяц в разгаре, но выясняется, что Полу не по вкусу спартанские условия и эксцентричный поступки жены. Кроме всего прочего, его раздражает сосед Виктор из квартиры сверху, который пробирается в свое жилище через их спальню. А Кори этот старый ловелас нравится, и она устраивает ему знакомство со своей матерью…
«Калифорнийская сюита» состоит из мини-пьес, события которых разворачиваются в отеле «Беверли Хиллз». Вниманию зрителей представлены три супружеские пары из Нью-Йорка, Лондона и Филадельфии, которых привели в Калифорнию различные жизненные обстоятельства. Это люди примерно одного возраста, но разных социальных кругов, профессий, национальностей. Их объединяет то, что все они находятся в весьма драматической ситуации, помогающей раскрыть не только их индивидуальности, но и характер отношений, связывающий их друг с другом.
Мэл и Эдна — типичные представители среднего класса. Одна из счастливых пар средних лет, живущих на Манхэттене. Но однажды Мэл теряет работу, их квартиру грабят, Мэл теряет вес в обществе. Стоит только Эдне устроится на работу, как ее тут же увольняют. И это только начало…
«Билокси-Блюз» — это простая и трогательная история шестерых американских парней, призванных в армию в разгар Второй мировой и проходящих в учебке подготовку перед отправкой на европейский фронт. Многое предстоит пережить героям, попавшим под командование своенравного и жесткого сержанта Мэрвина Дж. Туми, многое придется осмыслить и со многим доведется смириться: и с невкусной кашей, и со злыми остротами сослуживцев, и — что самое печальное — с неизбежностью попасть на настоящую войну.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта пьеса, созданная «в четыре руки» двумя авторами, — одна из самых успешных французских комедий за последние 25 лет. Написанная в самом начале 90-х, комедия сыграна тысячи раз в различных театрах, а одна из последних постановок, в театре Fontaine, была удостоена в 2011 году высшей театральной награды Франции, премии Мольера, как лучший комедийный спектакль.«Чай с мятой или с лимоном» — образцовый пример «театра в театре». Сначала мы видим труппу, репетирующую за несколько дней до премьеры бульварную пьесы из эпохи конца 19 века, с джентльменом-грабителем, собирающимся обокрасть аристократическое семейство.
Преуспевающий парижский адвокат Ален Крамер просыпается на диване в своей гостиной совершенно голый рядом со своим помощником… Ни тот ни другой не могут понять, что случилось и как они здесь оказались: конкуренты? черная магия? вудуизм? На беду, их застает жена Крамера, и тому приходится придумывать все более невероятные отговорки, чтобы сохранить брак. В пьесе, ставшей сенсацией прошлого театрального сезона в Париже (премьера сентября 2014 года в театре Мадлен), соединяются родовые черты водевиля и комедии положений с театром абсурда.
Одесский драматург под кабинетом врача-целителя, обещающего избавить всех от всех недугов, собирает очередь страждущих — целую галерею современных социальных типажей: тут тебе и бизнесмен, и налоговый инспектор, и журналистка, и артист, и судья. В помещение заходят рекламные агенты, пожарные, музыканты и даже работники санэпидемстанции — более тридцати персонажей, которых исполнили двадцать два актера. Весь этот ряд довольно точных социальных портретов драматург свел к сюжету христианского мифа: когда после долгого и изнурительного ожидания все-таки появляется Спаситель — врач, лишенный права на медицинскую практику, но способный исцелять и даже воскрешать, — люди, естественно, предают его.
Двое людей, Он и Она, встречаются через равные промежутки времени, любят друг друга. Но расстаться со своими прежними семьями не могут, или не хотят. Перед нами проходят 30 лет их жизни и редких встреч в разных городах и странах. И именно этот срез, тридцатилетний срез жизни нашей страны, стань он предметом исследования драматурга и режиссера, мог бы вытянуть пьесу на самый высокий уровень.