Медленный огонь - [9]
ВЕРЗИЛОВ. Подождите. Минуточку. Каждый день вы кого-то отправляете на вечные муки?
ГЕНКИНА. Это наша почетная обязанность. Я, знаете ли, считаю это своим долгом. Администрация мне доверяет…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Госпожа Генкина у нас судья.
ГЕНКИНА. Так уж сложилось. Выполняю свой гражданский долг…
ВЕРЗИЛОВ. Это все — символически? Огонь ведь бумажный?
Все молчат
А почему вы молчите? Мы же логически все обсудили… Разумеется, бумажный… Вы отсылаете одного из группы в огонь… и он, что, не возвращается?
Молчание
Вы считаете — огонь настоящий?
молчание
Вы действительно уверены?
ХОЛОДЕЦ. Уж куда там.
КОБЫЛЯЦКАЯ. Очень даже настоящий.
КОБЫЛЯЦКАЯ. Это и есть Страшный суд! Работает постоянно…
И там, показывает на окно слева
и там, показывает на окно справа
и там показывает на окно в центре комнаты
— везде сейчас начинаются судебные заседания…
ГЕНКИНА. Так вот, общими усилиями…
ХОЛОДЕЦ. Сводим счеты друг с другом.
ГЕНКИНА. Боремся за справедливость!
ВЕРЗИЛОВ. Тогда почему… почему… вы не пошлете…
смотрит на Сталина
почему не пошлете в огонь его?
ГЕНКИНА. Не могу вам ответить. Несколько раз мы были близки к этому… но потом мнение коллектива менялось.
ЛЯМКИН. Ужа-жа-жа-жа-сно…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Как-то не договорились.
ВЕРЗИЛОВ. Допустим на минуту, что некий адский огонь существует. Пусть символический, не важно. Важно то, что мы можем убрать Сталина прочь — отселить в другое помещение. Так что, мы можем проголосовать, чтобы вот его, Иосифа Сталина, послали в геенну? Где вечный плач и скрежет зубовный?
КОБЫЛЯЦКАЯ. Можем, если все вместе проголосуют.
ВЕРЗИЛОВ. Так давайте, граждане, покончим с этим раз и навсегда. Разве в вас нет сознательности? Это ведь наш долг, друзья мои! Мы должны обозначить общественные приоритеты!
КОБЫЛЯЦКАЯ. Узнаю темперамент лидера партии! В принципе, я согласна, с прошлым однажды надо покончить, чтобы уверенно шагнуть в будущее!
ВЕРЗИЛОВ. Заявляю как лидер партии «Справедливость»: пока не перевернем позорную страницу истории, покоя в нашей стране не будет! Говорю вам, люди, покайтесь в прошлом, расправьтесь с тенями диктаторов — и заживем! Жизнь, господа, наладится! Вздохнем полной грудью!
ЛЯМКИН. Да-да-давно пора!
КОБЫЛЯЦКАЯ. Заживем наконец-то!
ВЕРЗИЛОВ. А кто же нам мешает жить, господа, кроме нас самих? Объединим усилия! Все на выборы!
ГЕНКИНА. Как судья я должна оставаться беспристрастной. Но господин Генкин любит говорить, что рано или поздно надо подвести баланс.
ВЕРЗИЛОВ. Объединим усилия, друзья!
КОБЫЛЯЦКАЯ. С вами, господин Верзилов, куда угодно.
ХОЛОДЕЦ. Верзилову, отходя от дверей, где вел переговоры. Маляву на волю передал. Сделают в лучшем виде. Вопрос с Прохором Семенычем решим. Так что, давайте, вы мне тоже обещали помочь…
ВЕРЗИЛОВ. Подождите, исторический вопрос решаем!
ХОЛОДЕЦ. Мы этот вопрос каждый вечер решаем, надоело уже. Вы обещали наверх звоночек сделать.
ВЕРЗИЛОВ. Я нажал кое-какие рычаги… работа идет…
ХОЛОДЕЦ. Без обмана?
ВЕРЗИЛОВ. Думаете, все так просто? Тут знаете, на кого выйти надо? Представляете себе цену вопроса?
ХОЛОДЕЦ. Вы уж поторопитесь. А то, неровен час, угодим на сковородку…
ВЕРЗИЛОВ. А почему, кстати, одному Сталину так повезло, что он еще не в геенне? А Гитлера, Берию, Пол Пота — их уже осудили? Или, допустим, Муссолини…
ГЕНКИНА. Они в других комнатах, входят в свои группы… И они тоже участвуют в открытых процессах… Присяжные голосуют… Видите показывает в окно новый костер… здесь постоянно кому-то выносят приговор…
ВЕРЗИЛОВ. Он никак не может поверить Жгут? Реально? Жгут часто?
ХОЛОДЕЦ. На каждого по костру… Постоянно горят… Каждый день кого-нибудь в огонь подбрасываем…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Вы никак не хотите понять… Я, знаете ли, тоже не сразу привыкла… Все время выбираем, кого сжечь… Заседаем по вечерам, в ежедневном режиме. В каждой группе кого-нибудь судят.
ВЕРЗИЛОВ. А я и не думал, что на Страшном Суде судят себя сами…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Говорю вам, жгут заживо…
ХОЛОДЕЦ. Конкретно палят…
ГЕНКИНА. Здесь абсолютно демократическая система вынесения приговоров. Мы все вносим посильную лепту в дело справедливости…
ВЕРЗИЛОВ. Наша партия как раз и называется «Справедливость»… Ладно, приступим. Как у вас принято: садимся в круг? Выступаем по очереди? Какая процедура?
КОБЫЛЯЦКАЯ. Обыкновенное судебное заседание. Судьей у нас всегда Генкина, она самая принципиальная. А прокуроры меняются.
ГЕНКИНА. Все очень просто. Предлагаю вам стать сегодня обвинителем. Как вам роль прокурора, господин Верзилов? Справитесь?
Верзилов растерян
Решайтесь, господин Верзилов! Я буду судьей. Мне господин Генкин всегда говорил, что я прирожденный судья. Дело в том, что у меня естественная тяга к принятию верных решений. Сама не знаю, откуда это…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Просто вы очень искренний человек, моя дорогая…
ГЕНКИНА. Должно быть, так… Холодец, Кобыляцкая, Лямкин — присяжные. Или тройка народных заседателей. Где моя шапочка?
надевает судейскую шапочку, такую же шапочку с кисточкой вручает Верзилову.
Прокурору тоже шапочка полагается.
ВЕРЗИЛОВ. Ну что ж, попробую…
ГЕНКИНА. Открываем заседание регионального отделения Страшного Суда! Встать, Страшный суд идет! Обвиняемый — Иосиф Виссарионович Джугашвили-Сталин. Вы намерены представить суду своего адвоката?
Тридцать эссе о путях и закономерностях развития искусства посвящены основным фигурам и эпизодам истории европейской живописи. Фундаментальный труд писателя и художника Максима Кантора отвечает на ключевые вопросы о сущности европейского гуманизма.
Автор «Учебника рисования» пишет о великой войне прошлого века – и говорит о нашем времени, ведь история – едина. Гитлер, Сталин, заговор генералов Вермахта, борьба сегодняшней оппозиции с властью, интриги политиков, любовные авантюры, коллективизация и приватизация, болота Ржева 1942-го и Болотная площадь 2012-го – эти нити составляют живое полотно, в которое вплетены и наши судьбы.
Максим Кантор, автор знаменитого «Учебника рисования», в своей новой книге анализирует эволюцию понятия «демократия» и связанных с этим понятием исторических идеалов. Актуальные темы идею империи, стратегию художественного авангарда, цели Второй мировой войны, права человека и тоталитаризм, тактику коллаборационизма, петровские реформы и рыночную экономику — автор рассматривает внутри общей эволюции демократического общества Максим Кантор вводит понятия «демократическая война», «компрадорская интеллигенция», «капиталистический реализм», «цивилизация хомяков», и называет наш путь в рыночную демократию — «три шага в бреду».
Художник, писатель и философ Максим Кантор в своей статье озадачился проблемой: почему из современной литературы совсем исчезли герои, тем более такие герои, каким хотелось бы подражать?
Летописи такого рода появляются в русской литературе раз в столетие. Писатель берет на себя ответственность за время и, собирая воедино то, что произошло с каждым из его современников, соединяя личный опыт с историческим, создает эпическое полотно, которое сохраняет все детали, но придает им общий смысл и внятность. Все мы ждали книгу, которая бы объяснила, что же с миром и с нами случилось, и одновременно доказала, что случившееся есть тема художественная, что хаос может оформиться в художественный образ эпохи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.