Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты - [39]

Наконец, подобно тому атлету, что в одиночку подпирал готовый обрушиться свод, Фердинандо делал все возможное, чтобы остановить упадок живописи и ваяния; под его покровительством Джамболонья и Буонталенти открыли школы; в базилике, примерно за триста лет перед тем восстановленной Аверардо, по планам Джованни деи Медичи начали сооружать новую капеллу, которой предстояло стать усыпальницей предков великого герцога и его наследников; с этой целью на Востоке были куплены самый драгоценный камень и самый красивый мрамор, которые с огромными издержками доставили во Флоренцию; затем, проявляя наряду с почтительным отношением к предкам любовь к отцу, он заказал Джамболонье бронзовую статую Козимо I, вызвавшую такой невероятный восторг, когда она впервые открылась взорам собравшихся на площади Палаццо Веккьо, что завистливый Генрих IV пожелал установить похожую, изваянную тем же скульптором, на Новом мосту, как раз к этому времени достроенном.

Именно Фердинандо изменил предназначение галереи Уффици и основал там музей, перевезя туда все скульптуры, медали и картины, какие он собрал за время своего кардинальства в Риме.

Подобно своему отцу и брату, Фердинандо не прожил всего века, положенного человеку, но если его отец умер наводящим ужас, а брат — презираемым и ненавидимым, то сам он скончался, оплакиваемый всеми, ибо щедрость, доброта и справедливость великого герцога превратили тех, кто его окружал, в почтительных друзей, а его подданных — в верных детей. Так что за все время своего долгого правления, продолжавшегося двадцать один год, ему ни разу не приходилось опасаться ни за свою жизнь, ни за свою власть.

Наследовал ему Козимо И, старший из девяти детей, которых родила ему Кристина Лотарингская.

Козимо II унаследовал от отца три добродетели, которые, соединяясь в одном государе, приносят счастье его народу: щедрость, справедливость и милосердие. Правда, в этих его качествах не было ничего возвышенного, они свидетельствовали, скорее, о природной доброте, чем о великих замыслах; герцог безмерно восхищался отцом и потому старался подражать ему во всем; он сделал, что смог, но лишь как подражатель и, следственно, как человек, который, идя позади другого, не может ни продвинуться дальше, ни подняться выше, чем его предшественник.

Так что царствование Козимо И, как и царствование его отца, оказалось спокойным и счастливым для народа, хотя нетрудно было заметить, что новое древо Медичи истратило лучшую часть своих жизненных соков на Козимо I и теперь чахло день ото дня. Все сделанное за восемь лет, пока Козимо II занимал тосканский трон, было лишь бледной копией того, что свершалось за двадцать один год правления его отца. Он возводил укрепления Ливорно, как и отец, покровительствовал искусствам и наукам, как и отец, продолжил работы по осушению Мареммы, начатые отцом. Он отправил Генриху IV и Филиппу III статуи, которые два этих монарха заказали Джамболонье; наконец, он послал к персидскому царю Константино деи Серви, который был одновременно художником, инженером и архитектором. К тому же, как его отец Фердинандо и как его дед Козимо I Великий, Козимо II делал все возможное, чтобы поддерживать искусство; превосходно умея рисовать, он питал расположение главным образом к тому искусству, которым занимался сам, что, однако, не заставляло его пристрастно судить ни о ваянии, ни о зодчестве; напротив, он явно почитал их, поскольку всякий раз, проезжая перед Лоджией Орканьи или «Кентавром и Геркулесом» Джамболоньи (скульптурной группой, которая в то время стояла на перекрестке Карнесекки), он приказывал кучеру ехать шагом, ибо, по его словам, не мог вдоволь наглядеться на эти два шедевра. Пьеро Такка, ученик Джамболоньи, закончивший работу над статуями Генриха IV и Филиппа III, которые не успел завершить его учитель, был в большом почете при дворе, равно как и архитектор Джулио Париджи. И все же, повторяем, наибольшим расположением герцога пользовались художники; в кругу близких друзей, с которыми он встречался чаще всего, были Чиголи, Доменико Пассиньяно, Кристофано Аллори и Маттео Росселли, чьи лучшие картины он поместил в галерее Уффици. Он также покровительствовал Жаку Калло, выполнившему по его заказу часть своих гравюр, превосходному медальеру Гаспаро Мола и резчику по камню, непревзойденному мастеру инкрустации — Якопо Антелли.

Эмблемой Козимо II был лавровый венец с надписью:

NON JUVAT EX FACILI. [7]

Но сколько бы ни поощрял он науки и искусства, все созданное при нем в живописи и в скульптуре было создано художниками и ваятелями второго разряда, а единственным более или менее крупным научным открытием, ознаменовавшим его царствование, стало открытие Галилеем спутников Юпитера, которые этот великий человек, в благодарность за то, что его пригласили в Тоскану, назвал «звездами Медичи»; земля, породившая столько великих людей всех мастей, начинала оскудевать.

Уже страдая тяжким недугом, ставшим причиной его смерти, великий герцог Козимо II захотел сам положить первый камень в фундамент нового крыла, которое он задумал пристроить к Палаццо Питти. Этот камень принесли в спальню герцога и в его присутствии благословили; затем больной, взяв серебряный мастерок, покрыл камень слоем извести, после чего камень был заложен в основание фундамента, вместе со шкатулкой, куда поместили несколько медалей, а также несколько золотых и серебряных монет с изображением умирающего государя и три таблички с латинскими надписями: две из них сочинил Андреа Сальвадори, а третью — Пьеро Веттори Младший. Едва стена, поднимавшаяся над фундаментом, обозначилась, Козимо II скончался: ему было тридцать два года, и его оплакивали повсеместно и так искренно, как, возможно, не оплакивали ни одного государя.