Мечты сбываются - [4]

Время от времени Баджи посматривала на Юнуса. Ловко работает! Как легко взлетает и опускается в его руках кирка, как движутся мускулы под распахнутой ветхой рубашкой! Баджи решила: на первые же заработанные ею деньги она купит брату в подарок новую красивую рубаху!

На обратном пути, кивнув на перевязанный палец Баджи, Юнус спросил:

— Сильно болит?

Баджи собралась ответить: «Тяжелое это дело — таскать камни!»

Но вспомнив про подарок, который решила сделать на заработанные ею деньги, бодро воскликнула:

— Зато, наверно, хорошо заплатят!

— Нет, — спокойно ответил Юнус, — за работу на субботниках платить не полагается.

Баджи замедлила шаг… Не полагается? Зачем же он привел ее сюда? Кто станет таскать тяжелые камни с полудня до вечера задаром?.. Но почему, в таком случае, собралось здесь столько людей? Почему так упорно орудовали киркой сам Газанфар, и Кафар, и Рагим? Почему так прилежно таскали носилки, катили тачки кирмакинец и ардебилец, Арам, Розанна, Сато? Даже маленькая Кнарик не захотела остаться дома и, подражая взрослым, таскала в своих ручонках камни, какие ей было под силу поднять.

Юнус почувствовал недоумение Баджи.

— Не расстраивайся, сестра! — сказал он. — Из этих камней построят Дворец культуры. Надо думать, что и мы с тобой будем туда ходить.

— Дворец культуры?.. — не поняла Баджи.

Весь остаток пути Юнус говорил о субботниках, о дворцах культуры и о многом другом, о чем Баджи слышала впервые.

— Ну, для этого стоило поработать! — наконец поняв и повеселев, воскликнула она.

Вечером, лежа в кровати, Баджи размышляет о своей жизни. Много, много в ней было дурного и горького, очень много!.. А теперь? Баджи приоткрывает сонные глаза, видит Юнуса, склонившегося над столом, что-то пишущего, оглядывает комнату, свое нехитрое хозяйство, различает на полочке среди книг Юнуса и свои две книжки: «Кавказский пленник» и новенький азербайджанский букварь.

Она сворачивается калачиком и засыпает.

Пожалуй, она счастлива!

ГОРЕСТИ ПРАВОВЕРНЫХ

Нечто подобное Шамси уже некогда переживал — в дни Коммуны.

Страшной казалась Шамси та пора! Грохотали пушки, трещали пулеметы и ружья. Даже мусульмане шли на мусульман — бедные на богатых. Магазины и лавки закрывались, товары реквизировались.

Теперь, правда, пушки не грохочут, и не слыхать неприятного треска пулеметов и ружей, и люди друг друга не убивают. Но магазины и лавки частных хозяев снова закрыты, и снова реквизируются товары. Подумать только: конец торговле! А чем жить, скажите, если не торговать? Воровать, что ли? Или милостыню оросить возле мечети? Не идти же ему, в самом деле, на службу к большевикам! Приходится выносить свои пожитки на толкучку и бродить, торгуя с рук вещами, будто старьевщик.

А тут еще назвал его кто-то мелким буржуем — и слов таких прежде он никогда не слыхал! Как будто он виноват, что аллах, по разумению своему, наделил его достатком.

Буржуй!

Слово это, впрочем, не казалось Шамси обидным, если бы не унижающий его довесок «мелкий». Не назовут буржуем крестьянина-бедняка или амбала, а называют так промышленников и домовладельцев, богатых купцов и торговцев, пусть и лишенных сейчас благоволения аллаха, но все же людей важных и видных, таких, перед которыми чувствуешь себя мелкой сошкой и порой, признаться, даже робеешь.

Вскоре Шамси удивило новое слово — «нэп». Некоторые частные магазины и лавки снова открылись, но Шамси не верил большевикам — наверно, только хотят выведать, у кого сохранился товар.

Увы, прошло золотое время для торговцев! Теперь люди с каждым днем все больше покупают в советских магазинах, да и налоги сильно больно бьют по хозяевам-частникам. Конечно, тот, кто половчей, тот разок-другой обманет фининспектора, но так или иначе, от теперешней торговли не разживешься.

На первый взгляд времена Коммуны казались страшней, но тогда все же имелся выход: можно было уехать, скажем, в Ганджу или даже, если иметь побольше в кармане, в Грузию. А теперь и бежать стало некуда — распространилась эта советская власть по всему Азербайджану, перекинулась в Грузию, в Армению. На этот раз беднота, видно, крепко засела у власти во всей стране.

Правда, кое-кому из друзей Шамси — торговцам побогаче — удалось пробраться в Персию, и доходили слухи, что некоторые из них там даже преуспевают, но Шамси не чувствовал в себе силы решиться на такой шаг. Нет уж, лучше жить потихоньку, распродавая домашний хлам и дожидаясь лучших времен.

Но день шел за днем, а лучшие времена не наступали. Шамси обращал свои взоры к окружающим его людям, жадно искал совета и утешения.

Жены?

Всё так же спорят они между собой, грызутся. Правда, теперь не столько насчет кухни и нарядов, как бывало прежде, сколько насчет политики, как на митинге. Старшая ругает большевиков, а младшая, видно старшей наперекор, защищает их, говорит, что они стоят за справедливость. Справедливость! Не понимает, дура деревенская, что если ее не прокормит муж, она сама скоро по́ миру пойдет.

Нет, нет, какие могут быть советы и утешение от жен! Чего можно ждать от баб? Огорчение и досаду!..

Сын Бала?

Девятый год пошел ему. Славный мальчик! Ласковый, почитает отца. Мог бы быть утешением старости.