Мечтатели - [39]

– Так ты больше не будешь ткачом? Разве ты разлюбил своё ремесло?

– Нисколько. Но одним ткацким делом в наше время просуществовать нельзя.

– Вам вдвоём немного ведь и надо, – удивлённо заметила Марьюшка.

– Не всегда же мы будем жить вдвоём, – ответил Пётр, глядя на Марьюшку.

Она его не поняла.

– Ты думаешь жениться?

– Тебя это удивляет, Марьюшка? Я молод, а мать моя уже стара. Кроме неё у меня никого нет на свете. Мне также хочется кого-то иметь, кто делил бы со мной радость и горе, для кого я мог бы работать. Что же удивительного в том, что я желаю иметь жену, которая служила бы Богу вместе со мной?

Это меня нисколько не удивляет, – ответила Марьюшка, краснея от упорного взгляда Петра. – Но ты никогда раньше не говорил об этом.

– Не заговорил бы я с тобой об этом и сегодня, если бы не решил узнать от тебя, согласна ли ты выйти за меня замуж и ждать меня до моего возвращения из Германии?

– Что ты, Пётр? – испуганно произнесла Марьюшка, отступая невольно назад.

– Ах, Марьюшка, я уже давно, очень давно люблю тебя; а как я тебя сейчас люблю, я даже выразить не могу. Но я бедный и знаю, что не устрою твоего отца. Поэтому я поступлю в учебное заведение, чтобы ещё многому научиться. Когда я по окончании курса получу хорошее место, которое даст мне возможность прокормить жену, я попрошу твоего отца отдать тебя мне, если ты любишь меня, Марьюшка. Земных благ у меня нет, нет даже своего собственного имени, но у меня есть на небесах Отец и имя, которое мне даровал Иисус Христос. Если ты любишь меня, то обещай, что подождёшь меня.

Пётр пристально смотрел на Марьюшку, не понимая причины её молчания. Бледнея всё больше, она молча выслушала его до конца. При последних его словах она сделала шаг вперёд. Пётр совсем растерялся, когда она вдруг, рыдая, закрыла руками своё лицо.

– Марьюшка, что с тобой? – смущённо спрашивал Пётр, стараясь отвести от лица её руки.

Немного успокоившись, Марьюшка проговорила сквозь слёзы:

– Никогда, Пётр, не постыдилась бы я тебя: ведь ты чадо Божие. Верь мне, что я люблю тебя, как родного брата. Мне очень жаль, что ты так одинок в мире. Я охотно пошла бы за тебя замуж, даже если бы ты был бедным ткачом; тебе не нужно было бы покидать наши родные горы. Хватило бы у нас средств и для твоей матери. Но я не могу выйти за тебя замуж!

– Не можешь?..

Пётр схватил руку Марьюшки, крепко сжимая её в своей похолодевшей руке.

– Не можешь? Отчего же ты не можешь, если тебя не удерживает моя бедность?

– Оттого, Пётр, что будучи твоей женой, я всё время думала бы о Степане. Со дня его болезни я день и ночь думаю о нём. Никому на свете не сказала бы я этого, но тебе я обязана признаться в этом, иначе я обманула бы тебя и себя.

– А Степан знает об этом? – мрачно спросил Пётр.

– Степан? Откуда же ему знать? ответила

Марьюшка, гордо выпрямившись. Но при виде глубокого страдания, отразившегося на бледном лице юноши, Марьюшка опустилась на колени и снова заплакала. Ей было невыносимо жаль Петра, но помочь ему она не могла.

– Не плачь. Марьюшка! – после некоторого молчания сказал Пётр. Я понимаю, что ты не можешь мне дать своего согласия. Я не удивляюсь этому. Из нас двоих предпочтение заслуживает, конечно, Степан. Вот твоя вязанка. Пойдём домой… Она встала, отёрла слёзы и подала Петру руку.

– Не сердись на меня, Пётр!

– Я не сержусь, – ответил Пётр, взяв её за руку. Теперь они шли уже не так весело. Марьюшка была опечалена тем, что невольно заставила страдать Петра, не зная, чем же помочь ему. Пётр глубоко страдал, сознавая, что все его сладкие мечты о будущем в одно мгновение разлетелись. Они молча подошли к амбару. Пётр свалил с плеч сено и, немного помолчав, протянул руку со словами:

– С Богом, Марьюшка!

– С Богом, Пётр!

Слёзы опять неудержимым потоком полились из её глаз, но она больше ничего не могла сказать Петру в утешение. И он, не сказав более ни слова, также молча ушёл. Но домой он не пошёл. Ему необходимо было остаться одному, чтобы хоть немного оправиться от этого потрясения. Отыскав густой куст, Пётр бросился под ним на землю, как это сделал вчера Степан.

Вчера он говорил, что не переживёт отказа Марьюшки; сегодня слово отказа произнесено, но он ещё жив.

Он мечтал расширить свой домик, но зачем теперь делать это? Ведь «она» никогда не будет в нём жить. Если бы она по какой-нибудь другой причине отказала ему; но нет, она отказала ему из-за Степана. Зная Степана, конечно, и удивляться не нужно. Пётр чувствовал, что следует молиться, он не мог. В другом подобном случае он пошёл бы к Степану; тот, наверное, нашёл бы чем утешить огорчённого друга, но в эту минуту он не хотел даже видеть его. Но встреча с ним неминуемо будет. Степан придёт узнать, как кончилось у Петра объяснение с Марьюшкой. Что он ответит ему на это? «Ты – – препятствие моему счастью; если б не ты, ничто не мешало бы мне жениться на Марьюшке. Она вышла бы за меня и бедного, мне не пришлось бы даже уезжать в чужие края. Ты – причина моего горя!«

«Да, так я ему и скажу! – решил Пётр в своём горе. – Скажу ему, что по мне лучше б замёрзнуть тогда на дороге, нежели быть обречённым на полное одиночество. Что же мне теперь делать? Как дождаться осени? Мне необходимо отсюда уехать. К чему мне оставаться теперь здесь?»