Мечтатели - [41]

-Бог мне свидетель, я хотел уступить её тебе, Пётр, – начал Степан, когда Пётр пришёл вечером к нему, чтобы поведать ему причину отказа Марьюшки.

– Она дитя Его, и Бог поступает со Своей собственностью по Своему изволению, давая её тому, кому хочет. И Он дал Марьюшку мне. От этих слов Степана неземной мир наполнил душу Петра, и ему от всего сердца захотелось подчиниться воле Божией. То, что навсегда могло разделить товарищей, теперь сблизило их ещё теснее. Готовность каждого из них пожертвовать своим счастьем возбудила в них взаимное уважение. Долго ещё не заживала эта рана у Петра, но в конце концов страдание укрепило его и даровало ему новые духовные силы.

18. БАРОН РЕЙНЕР

Прошла неделя после описанных нами выше событий. Пётр старался не думать о Марьюшке, и это ему, хотя с трудом, но удавалось, особенно если он весь день был занят работой. Бог в помощь! услышал Пётр однажды приветствие. Он был так погружён в свои мысли, что вздрогнул от неожиданности. Он оглянулся, и коса чуть не выпала у него из рук.

– Господин инженер! Брат Урсини! Какая неожиданность!

– радостно и удивлённо воскликнул Пётр.

– Да вот, тебе помогать пришли. – улыбнулся инженер, – но скажу сразу: косить я не умею.

– Я также не мастер в этом деле, иначе бы охотно докосил за тебя, Пётр, – признался Урсини. – Так что кончай скорей работу, а мы подождём тебя. Пётр последовал их совету, и скоро весь луг был скошен.

– Ну, теперь всё готово. Пойдёмте!

– Это ваш луг? – спросил барон Рейнер.

– Нет, где нам иметь столько земли? Этот луг принадлежит Петровичкам; сын поранил себе руку, а зять уже давно болен. Степан, Мишко и я решили помочь им скосить луг. Вчера они косили, а сегодня я скосил свою часть. Хорошо, что рано начал.

– А кто это там на лугу? – спросил Урсини, указывая на соседний луг.

– Это Хратские. Если бы Степан только знал, что вы здесь!..

– Не зови его, Пётр! Я пойду к нему сам. Итак, пока до свидания.

Урсини торопливым шагом направился в сторону Хратских, оставив Петра и барона наедине.

– Ну, как ты поживаешь, Пётр? – спросил барон, вопрошающе глядя на Петра.

– Слава Богу. А вы, господин инженер, как себя чувствуете? Превозмогли ли вы с Божьей помощью свои страдания? заботливо спросил Пётр, с участием вглядываясь в бледное лицо инженера.

– Я стараюсь покориться воле Божией, Пётр, и мне становится легче.

– Да, это так: если добровольно подчинишься воле Божией, тогда всё становится возможным. – согласился Пётр.

– А как у тебя дело с пристройкой? Вероятно, уже кончил?

Работа окончена и даже крыша наведена. Сегодня вставим двери и оконные рамы.

– Да ты как-будто этому не радуешься? – заметил барон, уловив тень грусти на лице Петра. – Верно, вам что-то не удалось при постройке?

– Нет, всё получилось прекрасно. Но пристройка мне теперь не нужна.

Пётр грустно опустил голову.

– Ты говорил с Марьюшкой или с Блашко?

– Я говорил с Марьюшкой. Её сердце принадлежит Степану…

– Степану? Неужели?

– Она сама мне это сказала, – ответил Пётр и всё рассказал барону.

– Так едем же скорее отсюда, Пётр! – горячо сказал тот. – Тебе ведь будет невыносимо тяжело смотреть на чужое счастье.

– Да, но если Степан смог смириться с этим, то и я с Божьей помощью справлюсь. Я не могу оставить матушке избу в незаконченном виде; сначала нужно всё привести в порядок. Кто знает, возвращусь ли я сюда? Во всяком случае, перед отъездом мне хочется доказать ей мою любовь и благодарность и сделать всё уютно и хорошо. Я хочу оставить о себе тёплое воспоминание в её любящем сердце.

– Ты уже говорил с ней об отъезде?

– Да. Сперва она плакала, но затем успокоилась, сказав: «Иди, сын мой! Если эта новая жизнь составит твоё счастье, я не удерживаю тебя. Только никогда меня не забывай!« Но, господин инженер, меня печалит одно обстоятельство…

– Что именно?

– Матушка призналась мне, что вы ей передали деньги от моего отца.

– Ну, так что же? Не заслужила разве она, чтобы тот позаботился о ней в её преклонные годы?

– Действительно ли эти деньги от моего отца? Не ваши ли они?

– Они были от твоего отца…

– Итак, вы его знаете? – опустив голову, задумчиво спросил Пётр. – Господин инженер, – после некоторого молчания продолжал он, – я поеду с вами в Германию, но с одним условием: обещайте мне, что мой отец не будет платить за меня. Матушке пусть он посылает деньги, если он человек богатый, но я лично никогда ничего от него не приму.

Лицо барона покрылось мертвенной бледностью.

– Твой отец богат и в то же время беден: он совершенно одинок на земле. Но почему ты готов принимать деньги от меня, а не от него?

– Вы дело совсем другое. Вы – человек почтенный и делаете мне добро во имя Христово. Бог воздаст вам за это. Кроме того, я уже успел горячо полюбить вас за это время. Мой отец же – человек, не заслуживающий уважения. Большего зла, чем он мне причинил, сделать трудно… Не могу я ничего принять от него… Кусок хлеба, протянутый мне рукой моего отца, не пошёл бы мне в горло.

Инженер побледнел ещё больше, бледность проступила даже сквозь золотистый его загар. В его душе происходила жестокая борьба. Наконец он принял бесповоротное решение.