Мечтатели - [30]

Томас. Не тревожься, я... опять встану!

Регина. Слушай, давай разуемся и пойдем в парк, босиком! По мокрой траве.

Томас с облегчением отмахивается.

Ты еще помнишь эту старую чертовку Сабину?

Томас. Нашу бонну, которая приучала нас к доброделетям? Наконец-то я понял, кого мне все время напоминала Мертенс!

Регина. Идем погуляем по мокрой траве; сверкающая утренняя роса, враждебно чистая, как ее губка, омоет наши ноги. Солнце будет куриться паром у нас на плечах. Гляди, вот оно встает. Нелепо, как взрыв! (Строит солнцу необузданные, гротескные гримасы.) А-а-ах!!! Это же красота!!! Наши босые ступни почувствуют землю; зверя, из которого мы вышли, не умея улететь прочь! Потом они найдут нас мертвых под кустом. И сломают себе голову, гадая, почему мы босиком.

Томас. Ты до сих пор носишься с этой мыслью?! Прямо как Ансельм!

Pегина. Я никогда об этом не думала; даже после смерти Йоханнеса. Но мне кажется, человек или предназначен к этому изначально, или нет. Все это растет подспудно, и однажды человек осознает свое призвание.

Томас. Но... ты что, вправду... серьезно?..

Pегина. У тебя же хватит мужества на двоих. Стоит ли в итоге валяться этаким пустым мешком? Быть как все? Чего ты еще ждешь?! Это единственное, что пока не испробовано; может, оно и обман, а может... от сознания, что оно близко, уже становишься дивно свободным и бесстрашным.

Томас (хватает ее за плечо и трясет). Чепуха! Оказывается, это прекрасно! Быть оставленным - прекрасно! Все потерять - прекрасно! Не знать, что делать дальше, - прекрасно! Суженным до точки зрачком брать свою жизнь на прицел. Ничего не видя, оступиться на верхней ступеньке. И медленно, как лист, лететь сквозь огромное глубокое пространство.

Мария (входит со свечой в руке). А здесь светло. (Задувает свечу.) Вы уже на ногах? Тоже не спалось? Когда Регина ушла от меня, я спала потом всего часа два. Не знала, что будет делать Ансельм, что - ты. Ты вообще в спальню не приходил.

Томас. Ансельм, наверно, отсыпается; ему нынче уезжать. (Временами удивленно поглядывает на Марию, тщетно пытаясь охватить ее целиком и запомнить.)

Mapия (садится подле Регины, укутывает ее своей шалью). Конечно, он делает много дурного, в общем сам того не желая, как мальчишка, из внутренней неуклюжести. А потом удирает.

Томас. Ну что ты говоришь, нам ведь уже за тридцать! Бывает, и в восемьдесят остаются в душе детишками. Согласен. Даже когда уже смотрят в глазницы смерти. Но все равно до крайности омерзительно выворачивать этот мягкий внутренний мех наружу так, как вчера... Ужасный холод; у тебя постель еще теплая? Я бы прилег.

Mapия. Я поставлю чай; прислуга еще спит. (Регине.) Может быть, он отчасти все же оказался прав. Если б я ему доверилась! Если б уступила и уехала с вами!

Томас (обеим). О? Ну что, высказались? У смертного одра здоровяка!

Мария. Ты по обыкновению чванишься. А я вот засомневалась; пожалуй, кое в чем я перед ним виновата. Ведь по отношению к Регине мы совершили одну и ту же ошибку.

Peгина. А, вздор!

Мария (ласково). Нет, не вздор; жаль только, не исправишь. Я лишь теперь поняла, отчего она вышла за Йозефа; а ведь я так часто корила ее за это. Но после неожиданной смерти Йоханнеса она просто думала: надо ждать. Спрятаться. Что такое и тридцать, и пятьдесят лет - если есть чего ждать!

Томас. Ты забываешь: это была настоящая смерть, а не фиктивная!

Мария. Ты забываешь: когда молодая женщина принимает первое свое решение - быть сильной и достойной спутника, оно летит через горы и планы как по гладкой площадке для танцев. Превратности и помехи замечаешь куда позднее.

Регина. Вздор, вздор, вздор! (Пытается закрыть Марии рот.)

Мария (встает и берется за чайник, но тотчас вновь его оставляет). Нет, пусть слушает! Ты от нас ни советов тогда не дождалась, ни помощи!

Томас. И что? А дальше? Она тебе, наверно, и это рассказала?

Мария. Почему ты не хочешь понять? Раз она заживо сошла в могилу, ей что, надо было еще и остаться там?

Томас. Ну хорошо. Один раз. А дальше? Второй? Третий? Одиннадцатый?

Мария. Конечно, это было ни к чему, но когда дома над тобой только смеются, я по крайней мере понимаю: тому, с кем такое могло случиться, нужна глубочайшая любовь. Йоханнес и тот не судил бы так строго, как ты; он понимал, что Регина слишком молода, и незадолго до смерти просил меня: скажи ей, что бы ни случилось, я все ей прощу.

Регина (вставая). Не могу я этого слышать. От честолюбия и смущения заплачу, как тогда, когда в конце учебного года ненароком стала первой ученицей в классе.

Мария. Он в нее верил: это сила, которая творит добро!

Томас. А Ансельм? Я ведь знаю, куда вы клоните! Как ты нынче смотришь на заявление, что ты его преследуешь?

Мария (чуточку даже смешная в своей прямоте). Это он опять с рельсов сошел. Не стоит обращать внимание. Не стоит примериваться к его измышлениям. Надо непременно слушать хорошее, доброе в человеке, тогда и слова найдутся!

Томас (насмешливо передразнивая). Нельзя мыслить мелочно, тогда он откроется, другой человек.

Мария. Ты всегда пользовался его слабостями и причинял ему только боль.