Мечта для нас - [106]

Музыка, которая должна была помочь мне бороться.

Я все поняла без дальнейших объяснений. Уверена, даже пребывая в коме, я слышала музыку Кромвеля.

Истон подошел к кровати, опустил глаза, но через несколько секунд его рука скользнула к моей, и он до боли стиснул мои пальцы. Повязки с его запястий еще не сняли, и больше всего мне хотелось вскочить с кровати и сказать, что я совершенно здорова.

– Эй, сестренка, – прошептал он дрожащим голосом.

– Эй, братик.

Моя рука дрожала, как и рука Истона. Он присел на край кровати. У меня затряслись губы, по щекам потекли слезы.

– Я уж думал, что потерял тебя, – хрипло выдохнул он. Я сжала его руку так крепко, как только могла.

– Еще нет… – проговорила я и улыбнулась. Истон посмотрел в окно. – Я справлюсь, – с трудом переводя дух, сказала я. – Истон кивнул, и я погладила повязку на его запястье. – Я буду жить ради нас обоих…

Истон склонил голову набок, длинные светлые волосы скрыли его лицо. Я крепко сжимала его пальцы, пока он сидел рядом. В коридоре раздались торопливые шаги, потом в палату вбежала мама, а за ней следом – папа. Родители обняли меня, насколько позволяло мое положение. Когда они наконец оторвались, Истон уже стоял в дверях. Родители что-то говорили наперебой, но я видела только брата.

Он был моим фиолетово-синим цветом.

Моей любимой нотой.

Пришел врач и осмотрел меня. Сердце слегка екнуло у меня в груди, когда он сообщил, что мне придется остаться в больнице. Значит, домой я не вернусь. Зато я теперь первая в списке людей, ожидающих пересадки сердца. Эта новость наполнила меня одновременно ужасом и надеждой. Надеждой, потому что появилась возможность получить сердце, ужасом, потому что жизнь моя висела на волоске, и время утекало, как песчинки в песочных часах. Я не стала спрашивать, сколько мне еще осталось: не хотела слышать это от доктора, от постороннего человека, для которого я лишь пациентка.

Я хотела услышать правду от кого-то из близких.

Весь день я боролась со страшной усталостью, наступившей после искусственной комы. Мне казалось, я сплю. Я лежала с закрытыми глазами и вдруг услышала прекрасную музыку. Мне даже померещилось, что я попала на небеса, но, открыв глаза, я увидела источник восхитительных звуков. За синтезатором сидел Кромвель и играл мою песню, его руки так и порхали над клавишами. Я слушала, нет, мое сердце слушало мелодию, которую сочинила я сама, и меня словно окутывал теплый кокон. Слушала, пока не отзвучала последняя нота.

Когда Кромвель повернулся ко мне, я просто протянула ему руку. Он улыбнулся, и я растаяла. Рукава его свитера были закатаны до локтей, обнажая татуировки. Сегодня свитер был белый. Кромвель выглядел прекрасно. Он опустился на стул рядом со мной, но я покачала головой. Юноша взял меня за руку и пересел на краешек кровати, но так он все равно был слишком далеко от меня. Я слегка подвинулась и стиснула зубы от боли.

– Малышка, нет, – сказал он, но я улыбнулась, потому что теперь он мог лечь на освободившееся место. Юноша покачал головой, но на его губах играла улыбка.

– Полежи… со мной… пожалуйста.

Кромвель лег на кровать. Двери моей палаты были закрыты, хотя, честно говоря, мне было наплевать.

Большое тело Кромвеля идеально подходило к моему, и впервые с тех пор, как я очнулась, мне стало тепло. Я чувствовала себя в безопасности, потому что была рядом с ним.

– Моя песня, – с усилием прошептала я. В горле до сих пор саднило после того, как оттуда вытащили трубку, подававшую кислород.

Кромвель положил голову на подушку рядом со мной.

– Твоя песня.

На мгновение на меня снизошел неземной покой, но потом мне снова пришлось прилагать усилия, чтобы дышать, и волшебное чувство ушло.

Я прильнула к Кромвелю, надеясь, что его запах и прикосновение придадут мне сил. Когда я встретилась с ним взглядом, оказалось, что он уже смотрит на меня. Я сглотнула.

– Сколько еще?

Как только вопрос сорвался с губ, мне показалось, что сердце забилось быстрее.

Кромвель побледнел:

– Малышка.

Он покачал головой, но я крепче сжала его руку:

– Прошу… Мне нужно знать.

Юноша зажмурился и прошептал:

– Не больше недели.

Я ждала, что эти слова меня ранят. Мне казалось, что если услышу, что мне осталось недолго, это знание меня раздавит. Вместо этого я испытала лишь глубокое спокойствие. Неделя…

Я кивнула. На этот раз пальцы Кромвеля сильнее сжали мою ладонь. Теперь он нуждался в поддержке, а не я.

– Для тебя найдется сердце. – Он закрыл глаза и поцеловал мою руку. – Я это знаю.

Я знала: он ошибается.

Забавно. Я годами молилась о том, чтобы нашелся донор, мечтала, что меня вылечат, и вот я здесь, в конце пути. Через несколько дней мое усталое сердце остановится, и я принимаю это как неизбежность и чувствую свободу. Можно перестать молиться и загадывать желания, нужно наслаждаться тем временем, что я еще могу провести с дорогими мне людьми.

Я сделала глубокий вдох:

– Ты должен присмотреть за Истоном вместо меня.

Кромвель замер, потом мотнул головой, не желая продолжать эту тему.

– Не надо, малышка, не говори так.

– Пообещай мне… – Эти два слова отняли у меня столько сил, что какое-то время я отдыхала, переводя дух. На скулах Кромвеля заходили желваки, он отвел взгляд. – Он очень ранимый… но он сильнее… чем сам думает.