Меч полководца - [6]

Выслушав поздравления товарищей, бурно приветствовавших рождение нового поэта, Михаил подошел к Затинщикову и сказал напрямик:

— А вам стихи не понравились!

Затинщиков пожал плечами — ничего не поделаешь, не понравились. И ждал, что голубоглазый гимназист самолюбиво напыжится, отойдет. А гимназист, смущенно усмехнувшись, сел рядом.

— С кем-нибудь из ссыльных дружите? — спросил Затинщиков.

Михаил кивнул головой.

— С Лебедевым, с Никифоровым. Они высланы сюда за участие в студенческих беспорядках. Потом тут еще террорист один есть, отставной бомбардир. Он у нас давно. Отбывает ссылку за участие в группе «Пролетарий».

— Знаю, — сказал Затинщиков. — Славный старик.

— Офицер, разжалованный в рядовые, служит здесь в горной батарее… Смотритель нашей гимназии Петров тоже из политических…

— Да, — задумчиво протянул Затинщиков. — Чуть ли не вся история российского революционного движения в образе ссыльных из разных партий прошла через ваш город.

Затинщиков все чаще стал приходить на собрания кружка гимназистов, приносил нелегальную литературу — тоненькие книжки, обрезанные у самого шрифта, чтобы меньше занимали места меж двойных стенок чемоданов или под переплетами дозволенных книг. Пряча за пазухой такую книжку, Михаил представлял себе длинную-длинную цепочку людей, протянувшуюся от Москвы и Петербурга во все уголки России. По этой цепочке — прочной, неразрывной — движутся книжки, движутся листовки, передаются слова правды.

А Затинщиков повторял Михаилу и его товарищам:

— Читайте, больше читайте. Революции не нужны восторженные верхогляды. Предстоит огромная работа, трудная борьба. Вы Лафарга читали? Воспоминания о Марксе? Нет? Плохо! Ведь чуть ли не впервые в России эти воспоминания напечатала газета «Степной край», которую в Верном получают чуть ли не в каждом доме. Как удалось напечатать? В редакции работают все те же ссыльные, сумели протащить… Найдите номера 44 и 45 за 1897 год. Обязательно!

…Газету Михаил решил посмотреть у Поярковых, В домашней библиотеке Федора Владимировича сохранялись аккуратно переплетенные номера «Степного края» за многие годы. Михаил нашел: «Поль Лафарг. Воспоминания о Марксе».

«Мозг его был подобен военному кораблю, стоящему в гавани под парами: он был всегда готов отплыть в любом направлении мышления».

— «…был всегда готов отплыть в любом направлении мышления», — прошептал Михаил.

Рядом, за письменным столом, Федор Владимирович Поярков писал отчет о недавней экспедиции. Он отложил перо, внимательно посмотрел на Михаила.

— Что тебя, Миша, заинтересовало в старой газете?

Послушайте, какие слова: «Работать для человечества». Просто и мужественно! И дальше… К коммунистическим убеждениям Маркс пришел не путем сентиментальных рассуждений о тяжелой участи рабочего класса, а путем изучения истории и политической экономии. «Всякий беспристрастный ум придет к тому же».

— Твой ум беспристрастен? — шутливо спросил Федор Владимирович, и ему сразу же стало неловко от взятого им снисходительного тона. Ведь Миша Фрунзе уже не мальчик, серьезный юноша. Поярков встал, подошел к книжному шкафу.

— Ты знаешь — я не ввязываюсь в политику. Я ученый. И как ученого меня интересовал когда-то Маркс. Вот, полистай.

Михаил взял в руки тяжелую плотную книгу, «Капитал». Критика политической экономии. Перевод с немецкого. Издано в 1872 году в С.-Петербурге».

«Всякий беспристрастный ум придет к тому же». Какие спокойные, какие уверенные слова!

* * *

Главным автором кондуита[5] — гимназической ябедной книги, куда записывались все проступки и наказания, — был, конечно, инспектор Бенько. В поисках очередной жертвы он рыскал по городу с утра до позднего вечера, не гнушался высиживать в засаде.

Однажды он вошел в учительскую со скорбным лицом, неся брезгливо, копчиками пальцев, испачканный в земле листок.

— Полюбуйтесь, господа, что я нашел на берегу Алмаатинки.

Вместе с другими подошел словесник Михаил Андреевич Стратилатов. Революционная листовка. Синие расплывшиеся буквы. «Обращение Партии Вольных Соколов в городе Верном ко всем гимназистам и гимназисткам. Долой царя! Да здравствует республика!»

Стратилатов пробежал глазами листовку, привычно отметив и грамотность и красоту слога. «Ясность слога ость ясность мысли», — вспомнились ему собственные высокие слова, которые он говорил только самым достойным своим ученикам. И Стратилатов отошел подальше от инспектора, как будто тот мог подслушать фамилии, прозвучавшие в памяти учителя словесности.

Павел Герасимович Бенько поспешил в полицию. Там ему показали еще один листок с синими расплывшимися буквами:

— Отпечатано на гектографе. Вам известно, господин инспектор, как это делается? Ваши воспитанники, очевидно, осведомлены лучше. Кого вы могли бы назвать?

Инспектор никого назвать не смог. Но обещал, что приложит все силы к искоренению крамолы.

Верный был небольшим городом. Новости, особенно тайные, там распространялись быстро. Все уже знали, что в гимназии ищут подпольное революционное сообщество. Верпенские телеграфисты передали гимназистам, что полностью им сочувствуют и окажут поддержку. По вечерам под окнами телеграфа слышался хруст веток. Дежурный высовывался в окошко: прокурору опять была телеграмма из Ташкента.