Мавр и лондонские грачи - [41]

– Не стану отрицать, – с притворной напыщенностью произнес Энгельс, – способность в нужную минуту оказываться у тебя под рукой не самая меньшая из моих добродетелей! Было бы у меня в кармане побольше, чем мизерное жалованье фирмы «Эрмен и Энгельс-старший» в Манчестере! Но зато я тебе привез еще кое-что. Гляди-ка! – И он положил на стол несколько сложенных листков рукописи. – Статья для «Трибюн». Дописал сегодня ночью в гостинице. – Он подмигнул Женни: – Ну, разве я не молодчина!

Они рассмеялись.

Но тут открылась дверь, и явился Муш. В качестве парламентера. Помахав носовым платком, он встал «смирно» перед дядей Ангелом и отрапортовал:

– Мы готовы целый час не шуметь, Генерал. Притаимся, как перед ночной атакой. Но потом ты научишь нас кавалерийским сигналам?

– Гм! А у тебя есть горн, полковник?

– Горном будет гребенка, ваше превосходительство! – Муш отдал честь.

Энгельс ответил на приветствие.

– Хорошо, через час! А теперь: эскадрон, кругом! Марш! Рысью! – Генерал надул щеки и что было силы, одними губами, без всякой гребенки, превосходно протрубил только что отданную команду.

Затем он снова уселся на кожаный диван, вытянул длинные ноги под столом и, с наслаждением прихлебывая кофе, стал наперегонки с Мавром дымить сигарой. Завязалась оживленная беседа. Женни отнюдь не оставалась безучастной слушательницей. Она была хорошо знакома не только с мыслями и идеями этих двух гениальных людей, но и со взглядами самых выдающихся их современников. Потому-то день, проведенный с Энгельсом и Мавром, всегда был для нее праздником. Даже чтение писем, которыми они обменивались, доставляло ей великое наслаждение.

Клубы сизого табачного дыма всё сгущались под потолком.

– Хоть европейская революция и проиграна, котел волшебницы истории опять бурлит, – сказал Маркс и протянул другу план следующих статей. – Я тебе бесконечно благодарен, Фредрик, что ты жертвуешь редкими часами досуга, а часто просиживаешь и ночи, чтобы отсылать статьи в срок. Думаю, что мучиться тебе уже недолго.

Маркс взялся писать для Дана, одного из ведущих редакторов газеты «Нью-Йорк дейли трибюн», с которым познакомился в Кёльне, серию больших обзорных статей о революции и контрреволюции в Германии. Пока что это делал за него Энгельс, писавший статьи после подробного обсуждения их в переписке и беседах с Марксом. К этому добавлялись и собственные, Энгельса, работы, особенно по экономическим и военным вопросам. Он приобрел большие познания в области военной истории. Этим-то статьям он и обязан был прозвищем «Генерал», которое произносилось всегда по-английски: «Джэнерел». Да он и больше подходил для каждодневной газетной работы, нежели Мавр. «Настоящая энциклопедия, – однажды отозвался Мавр о друге, – способен работать в любое время дня и ночи, быстро пишет и находчив, как дьявол».

Мавр же, напротив, при всяком удобном случае уклонялся от журналистской работы ради своих любимых научных трудов. Хотя и чувствовал себя виноватым перед Женни.

Когда разговор коснулся этой щекотливой темы, Женни, внезапно рассердившись, сказала:

– Дана прекрасно знает, каких сотрудников он имеет в вашем лице! Он даже нередко хвастает этим перед подписчиками. И все-таки платит Мавру, как холодному сапожнику.

Маркс, беспокойно барабанивший пальцами по столу, положил свою большую руку на маленькую ручку Женни и мрачно сказал:

– Вот именно! Ссылаясь на плохие дела, посадил меня на половинную ставку! Договорились, что он будет давать мне два фунта за статью, а платит фунт. Да к тому же еще печатает только те, что его устраивают. А остальные просто бросает в корзину.

Энгельс вздохнул. Он знал, что это так и есть. Потому-то даже самые скромные хозяйственные расчеты семьи Маркс постоянно срывались.

– Хотя бы в одном плуты эти придерживались своей торгашеской морали – соблюдали элементарную коммерческую честность! – Мавр хлопнул ладонью по столу. – И этот Дана еще именует себя социалистом! Социалист! Самый что ни на есть прижимистый янки. Его социализм на поверку оказывается дрянной мелкобуржуазной страстью обсчитывать.

Энгельс потянулся к кофейнику.

– Поговорим о чем-нибудь более приятном! – Он улыбнулся Женни. – Ты все еще изучаешь материалы для своей «Политической экономии»?

– А как же! – сразу оживился Мавр. – Иначе что бы это была за жизнь!

Он поднялся и достал рукопись. Маркс тогда еще надеялся вскоре завершить эту работу, не подозревая, что она потребует более десяти лет напряженного труда. Он порылся в тетрадях и показал другу некоторые формулировки.

Энгельс жадно читал. Взглянул на Мавра:

– Великолепно! И убедительно!

– Я тоже нахожу, – радостно отозвалась Женни. – А ведь какая, казалось бы, сухая материя. Но, когда читаешь, тебе открываются все тайные пружины нашей экономики.

Энгельс вскочил как наэлектризованный, прошелся взад и вперед по комнате, затем, усевшись верхом на стул, с восхищением произнес:

– Ты приложил рычаг к той точке, опираясь на которую можно перевернуть весь мир. Черт побери! Ты добираешься здесь до самой основы! Научно. Исходя из природы товара и денег! Какая гениальная мысль – исходя из этого, вскрыть все общественные отношения! – Он задумался. – Притом это же все совершенно неисследованная область. Титанический труд. И только ты один можешь с ним справиться, Мавр! – Взгляд его привлекли заметки на полях рукописи, из которых следовало, что для некоторых формулировок потребуется пересмотреть десятки книг. Он оторвал глаза от тетради и обменялся взглядом с Женни, но та только подняла брови. – Может быть, тебе все же следовало бы быстрее закончить! Не слишком ли ты добросовестен? Подумай-ка, ведь…