Матушка-Русь - [7]

Шрифт
Интервал

Будто не друзья — давние недруги схватились в поединке. И словно не ради шутки, а насмерть идет борьба. И не чают, что за холмами скопились и готовятся к бою конные дружины смоленского Рюрика.

С ходу, ураганом обрушились они на пирующих. Смяли и, как волчки обезумевшее стадо, погнали к реке. Кипит река от барахтающихся тел. Хвататаются плывущие за борта лодок и без того переполненных. На одну так нависли, что лодка черпнула бортом и медленно пошла ко дну. Плюхнулись в разные стороны сидевшие в ней. Святослав потерял меч и шлем. Поток бегущих увлек его. Кривой половец вцепился в ногу, пытаясь стянуть с коня. А княжич в смертельном ужасе бил его кулаком по голове. Конь храпел, пятился. И вдруг шарахнулся в сторону; упал княжич боком на корни. Боль молнией пронзила тело. Кто-то наступил ему на руку и перевернулся через него.

Княжич вскочил и был тут же опрокинут в омут. Вынырнул, глотнул воздух. Тянуло ко дну. «Русалки», — мелькнула мысль, и он отчаяннее забарахтался, плывя к берегу. Увидел рядом борт лодки, схватился за него. Мелькнуло перед глазами искаженное злобой лицо Кончака. Хан толкнул его каблуком, княжич погрузился в коричневый мрак. Легкие напряглись до предела, вот-вот разорвутся без воздуха. Вынырнул княжич, хлебнул со стоном воздух. Чья-то рука схватила его за ворот, втягивала в лодку. «Игорь», — увидел Святослав.

Кончак бил ногой и веслом тех, кто цеплялся за борт лодки, отталкивался от их голов.

Потом княжич бежал вместе со всеми. Его обгоняли, толкали, какой-то рыжий растрепанный воин на коне чуть не подмял.

Остановились будто все разом: один упал на траву, другой, пошатываясь, побрел обратно, третий стал стягивать мокрую обувку. Княжич в изнеможении опустился под уродливым кленом и закрыл глаза. Когда открыл их, первое, что увидел — куст кипрея в розовых цветах и кривой клен с толстым наростом на изгибе. На нем разложила крылья желтая бабочка.

Уткнув лицо в колени и покачиваясь, сидел Игорь. В отдалении выжимали порты и рубахи воины. Игорь откинулся назад. Он будто похудел и постарел. От солнца резче обозначился прямой и тонкий нос, крупные упрямые губы, редкие сединки в черной бороде. На глаза легли тени, и от этого взгляд казался злым и подозрительным.

— Ну что, племяш? Как присловье говорит: здравствуй, женившись, да не с кем спать? — заговорил Игорь. И вдруг прошла по лицу улыбка, он будто хрюкнул и захохотал, сначала беззвучно, а потом громко и раскатисто:

— Ну и вид у тебя — как быки помяли.

Неспроста зовут Игоря отчаянным и легкодумным. Такая напасть, а ему весело. Но лицо дяди снова стало злым и старым. Он хотел что-то сказать, только вздохнул и уткнул голову в колени.

…Разбив Игоревы и половецкие войска, смоленский Рюрик поспешил замириться с черниговскими. Он покорно уступил Святославу Всеволодовичу великое княжение, зато сам выторговал себе все земли киевские. И стало с тех пор в Киеве два правителя — один величался великим, а другой владел его богатствами.

А Кончак, собрав разогнанное войско, решил хоть что-нибудь урвать и поспешил грабить беззащитные новгород-северские земли.

Игорь, узнав о том, пришел в ярость и поклялся жестоко отомстить вероломному хану. Погнался вслед, да поздно.

Стал с тех пор Игорь самым отчаянным недругом Кончака. Беспощадно зорил он половецкие гнезда быстрыми и ловкими походами. Но были то малые сечи в ближней степи. Не унять ими поганых. Жадными волчьими стаями кружат они у русских веж, огнем и смертью проносятся по городам и селам.

«С ДЕТЬМИ ПОЙДЕМ!»

Дивился Святослав, для чего дядя нарочным гонцом так спешно к себе вызывает.

В гриднице Игоревой сидели юный сын его Владимир и брат — молчаливый и грузный Всеволод. Он не охоч до больших советов: сеча — лучшая для него дума. У него темный колючий взгляд и крупные, как у всех Ольговичей, губы. Владимир по-девичьи румян, еще и бородки не обрел.

Еле сдерживает он себя:

— Не томи, отец. Чую, не за пустым позвал.

— Не за пустым. — Игорь хитро прищурился, пытливо оглядел каждого. — Замыслил я дальний поход на поганых по Дону, до самого Лукоморья — земли дедовой.

— С киевским князем? — не понял Святослав — Так он же на Днепр летовать братье скликает.

— Киев нам не указ, — зло ответил Игорь. — В своих уделах правим, своим разумом живы. И славу воинскую незачем другим отдавать.

Он помолчал.

— Земли наши черниговские, как дерево без корней, как остров среди болота. Что на нем есть, тем и живем. А дальше не ступи. Очистить бы до моря Дон от поганых, иди в дальние земли, меняй соболей и меды на восточное узорочье. Богатели бы, силой набирались. И с Киева, и с других княжеств спала бы нынешняя спесь.

— Верно! — воскликнул Владимир, — чем хуже мы Галича, или Новгорода, или Суздаля? Те на Киев не оглядываются, сами крепки стоят.

— От того и беды и разоры, что всяк за себя стоим, — угрюмо ответил Святослав.

— Опять старую песню запел: вместе да вместе. Велика гора — Русь-матушка, и не нам ее с места сдвинуть, — досадливо сказал Игорь.

Всеволод пробасил:

— Дело говорит племяш. На большой поход у нас кишка тонка. Что, если ханы всю степь на нас ополчат?


Еще от автора Алексей Михайлович Домнин
Охотничьи были

Рассказы об охотниках и рыбаках.


Поиск-81: Приключения. Фантастика

В сборник вошли приключенческие повести и фантастические рассказы.


Лесные всадники. Кондратий Рус. Поход на Югру

В этом выпуске «Библиотеки путешествий и приключений» мы предлагаем читателям исторические повести пермских писателей Андрея Ромашова и Алексея Домнина.Повесть А. Ромашова «Лесные всадники» рассказывает о давних событиях истории Прикамья. Тысячу лет назад великая река Кама так же несла свои воды среди могучих суровых лесов. Но жили на ее берегах другие люди — далекие предки современных манси и венгров.Беспрерывные набеги врагов заставили племя лесных всадников покинуть родину. Они ушли, но не покорились врагам.Вторая повесть — «Кондратий Рус» — рассказывает о первых русских переселенцах в Прикамье.


Сказания о Кудым-Оше и Пере-охотнике

По мотивам коми-пермяцких преданий.


Молния на кочерге

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Живая вода

«Забавный он человек, этот Буба. Сказки он называет завирушками, а меня дразнит фантазёрником. Он верит только тому, что сам знает и видел».


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.