Маттерхорн - [79]

– Я понял.

– 'Большой Джон-шесть' – конец связи.

В сырости и холоде, в тридцати километрах от ВБВ, Фитч уронил трубку на землю и уставился в темноту. Релсник пошарил руками и поднял её.

Хок присвистнул. 'Может, когда протрезвеет, то забудет, что сказал'.

Фитч хмыкнул.

– Эй, да забудь ты, – продолжал Хок. – Что он сделает, Джим, острижёт тебя и отправит во Вьетнам?

Фитч улыбнулся, благодарный Хоку за поддержку, и подумал, что не будет счастлив, если его снимут с должности. Просто он всего лишится. Ему стало страшно. Его характеристика убьёт его. Надежда получить приличное назначение, если он покинет Вьетнам, будет разбита. Так хорошо начинать, стать командиром роты – и быть выброшенным в тыл за то, что не смог выдержать. Фитч хорошо знал корпус морской пехоты, чтобы понимать, что слава пойдёт повсюду. И в такой небольшой организации как корпус МП ему никогда не избавиться от неё. Никакие доводы не помогут. Лишь будут выглядеть как оправдания. Подлинные события, известные Хоку и взводным командирам, останутся запертыми в джунглях до самой отправки домой. Но к тому времени они уже не будут иметь никакого значения. Фитч превратится в посмешище.

Внизу, в окопах, Меллас и Гамильтон уселись на задний край своей 'лисьей норы'. Гамильтон попросил у Мелласа фонарик с красным стеклом, чтобы закрасить ещё один кусочек на своей дембельской диаграмме. Это был рисунок изящной вьетнамской девушки, она задрала правую ногу выше головы и выставила вагину. Двести маленьких сегментов закручивались вокруг девушки спиралью, нисходя до дня 'зеро' в самой сладкой точке. 'Знаете, лейтенант, – сказал Гамильтон, – я правда считаю, что эта девушка красивая. То есть я на самом деле так думаю. Она похожа на девчонку, которую я знал там, на родине'.

– Вернись на землю, Гамильтон. Все они выглядят одинаково с такого ракурса, – сказал Меллас, припомнив услышанную когда-то шутку. Затем почувствовал, что каким-то образом замарал милую девушку на дембельской диаграмме Гамильтона.

Гамильтон откинулся назад и упёрся локтями. 'Я хотел жениться на ней уже в восьмом классе'.

– Так почему не женился?

– Она вышла замуж за заводского инженера. У него была бронь. – Гамильто ненадолго углубился в собственный мир, потом вернулся. – Мы были вместе тогда с моим товарищем Сонни Мартинесом. Из Кэмп-Лежена мы приехали на свадьбу. Сонни довольно хорошо говорит по-английски, но всё-таки немного хреновато. Как бы то ни было, он привлёк внимание мужа Маргарет у стойки регистратора и такой спрашивает: 'Ты был армия, а?' – 'Нет, не был', – отвечает парень. – 'Почему ты не ходить армия?' – Голос Гамильтона стал пафосным и медленным. – 'Ну, понимаешь, у меня очень важная работа, и, в общем, слишком важная работа, чтобы я служил в армии'. – Так что Сонни заткнулся на весь оставшийся день, а меня так и подмывало перепрыгнуть через стол и выбить говнюку оба глаза.

Меллас рассмеялся.

Гамильтон поднял невидимый бокал: 'Здоровье Маргарет и её драного муженька. – Он помолчал. – Почему такие дырки от жопы, как он, всегда отхватывают прикольных цыпочек?'

– Я думаю, девчонки хотят уверенности. С такими, как ты и я, они особо рисковать не будут.

– И всё-таки я не перестаю думать, что мы – лучшие.

– К несчастью, женщины так не считают, – сказал Меллас. Он вспомнил вечер, когда Анна заявила, что не может согласиться с этой странной моральной установкой, которую он себе придумал по поводу того, что нужно держать обещание, данное президенту. Всё начиналось как прекрасный ужин в нью-йоркской квартирке, которую Анна снимала с двумя подружками из Брин-Мора, которые обе благоразумно удалились. Анна расстаралась, приготовив не только курицу под соусом терияки, завёрнутую в бекон, и водяные каштаны, но и настоящий молотый кофе во французском кофейнике, который привезла домой после каникул в Париже. Меллас такого кофейника никогда раньше не видел. Меллас думал, что подходящий момент сказать ей о том, что он послал письмо в корпус МП, будет как раз во время кофе.

Но подходящий момент не представился. Он вдруг застыл с пустым кофейником в одной руке и пустыми кружками в другой, уставившись на её красивую спину. На ней была розовая мини-юбка, облегавшая стройную талию и подчёркивавшая попку, – попку, которая – она знала – сводит его с ума.

– Тебе ведь президент даже не нравится, – сказала она. Она сердито отвернулась к раковине с грязной посудой. – Ты сам говорил, что он всего лишь надуманный образ. А это не то же самое, как давать обещание человеку.

– Да, но ведь он президент. Американские президенты не лгут американцам. – Он чувствовал, как глупо разговаривать со спиной. – Он как воплощение – ну, не знаю, – конституции, что ли. Я поклялся соблюдать конституцию Соединённых Штатов. Я поднял руку и поклялся, и да поможет мне бог.

Она, держась за край раковины, резко обернулась. 'Ты был школьником. Тебе было семнадцать лет'.

– Но ведь это был я.

Она отвернулась. 'О господи', – сказала она в стену.

Он тупо посмотрел на кофейник и кружки в руках. Почему она сходила с ума от него? Это была священная клятва, – и два парня, с которыми он тренировался на базе 'Куантико', уже мертвы.