Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования - [82]
См. выше прим. 337 на с. 325-326.
E. Norden, Kunstprosa 203, 1; A. W.Ahlberg, ... Eranos 11, 1911, 88-106, особенно 95-106 (относительно большая свобода в «Истории»); дифференцированно W. Kroll, Glotta 15, 1927, 280-305, особенно 299.
У Ливия можно обнаружить перемены во многих отношениях.
Ср. K. BüchnerDer Aufbau von Sallusts Bellum Jugurthi- num, Hermes Einzelschriften 9, Wiesbaden 1953, 89 (большее значение эллинистической техники в «Югурте»; о сравнении с «Катилиной» ср. 77-84).
См. выше с. 59.
Richter 759 замечает к Catil. 14,2, что Саллюстий не только нагромождает асиндетоны в одном и том же тесном пространстве, но сочетает этот прием с другими, чтобы придать стилю особую изысканность вместо быстроты и стремительности; он должен был сознательно допустить, чтоб текст казался перегруженным, в конечном итоге не отказываясь, однако, от притязаний на brevitas. О повороте к маньеризму ibid. 760 и 769.
Fronto 2,48 Haines; 132, 1 van den Hout; 114, 3 Naber; cp. 2, 158 сл. Haines; 100 van den Hout; 107 Naber.
Leeman 336 слл. показывает, что Тацит часто пишет с куда большей inconcinnitas, чем Саллюстий.
Löfstedt II190 сл. A. Kunze, Sallustiana, 1-3, Leipzig 1892- 1898; особенно 3 (1897 сл.). Syme 305-312 и 240-273.
Gell. 17, 18 (по Варрону). В некоторых случаях у Саллюстия можно наблюдать развитие и в противоположном направлении (Lebek [цит. прим. 95 на с. 288] 314).
См. в особенности психологически тонкую конструкцию scilicetи а. с. i. в виде шлейфа, следующую за прямо-таки парящим в воздухе благодаря своим трем кратким слогам varius.Объясняющее дополнение — quasiв словосочетании quasi obvius; личная конструкция obviusвыглядит более изысканно, нежели obviam(ср. Löfstedt II 412 о multus atqueferox instare, назойливый и яростный в своих домогательствахlug. 84, l). Подсветка исходя из будущего: insidiantibus. Сюда же относится и расширенное употребление футурального причастия у Саллюстия: E. Skard1933, 68, прим. 1; Fighiera 207.
ГЛАВА V
Текст: fr. 10 b, р. 207-210, Peter 2 = Gellius 9, 13, 7-19. О своеобразии манеры поздней анналистики вообще и о Клавдии Квадригарии в особенности см. E. Badian, Latin Historians, London 1966, 18-20, и D. Timpe, Erwägungen zur jüngeren Annalistik, в: Antike und Abendland 25, 1979, 97-119. О развитии в искусстве лепки характеров в римской историографии ср. М. Rambaud, Recherches sur le portrait dans Thistoriographie romaine, Les Etudes Classiques 38, 1970, 417-447 и W. Richter, Charakterzeichnung und Regie bei Livius, в: E. Lefevre, E. Olshausen, изд., Livius. Werk und Rezeption. Festschrift für E. Burck zum 80. Geburtstag, München 1983, 59-80.
Т. e. без панциря.
Гривна галла — не медальон на цепочке, а твердое металлическое кольцо, немного открытое спереди.
7, 9, 6-7, 10, 14. Текст: C. F. Walters & R. S. Conway, v. 2, Oxford 1919; конкорданс: D. W. Packard, A Concordance to Livy, 4 v., Cambridge, Mass. 1968.
О ливиевом взгляде на iuventusкак на касту воинов равной возрастной группы в архаическом обществе ср.
J. P. Néraudau, Lexploit de Titus Manlius Torquatus (Tite-Live 7, 9, 6-10). Réflexion sur la «iuventus» archaïque chez Tite- Live, в: Mélanges offerts à J. Heugron, Paris 1976, II, 685-694.
W. D. LebekjVerba prisca. Die Anfänge des Archaisierens in der lateinischen Beredsamkeit und Geschichts-schreibung, Hypomnemata 25, Glttingen 1970 (диссертация Köln 1964), 235 допускает, что Ливий следовал за Клавдием Квадригарием в выборе этого слова.
Ср. Liv. 7,4.
Не следует слишком озадачиваться тем, что гривна и у Ливия обрызгана кровью, несмотря на то что у него речь идет исключительно о ранах нижней части торса; но это все-таки типично.
Даже если предположить, что Ливий здесь следует иной традиции, решение, принятое вопреки Клавдию, к которому он прибегает во многих иных случаях, было бы очень характерно для позиции Ливия. За использование другого источника: В. Sypniewska, De Claudii Quadrigarii fragmentis ab A. Gellio traditis quaestiones selectae. Charis- teria Casimiro de Morawski, Krakow 1922, 149-179, особенно 177 слл.; M. Zimmerer, Der Annalist Qu. Claudius Quadrigarius, диссертация, München 1937, 142, прим. 37; Л. Klotz, PhW 43, 1923, 1035. K. Büchner, Römische Literaturgeschichte (Stuttgart 1957), 363 (= K. Büchner, Interpretation, в: E. Burck, изд., Wege zu Livius, Wege der Forschung 132 [Darmstadt 1967], 380); и Néraudau, 685.— P. G. Walsh, Livy. Cambridge 1961, 71, 151, 187 и др. относит на счет Ливия без дальнейших размышлений все отклонения от Клавдия. Эта гипотеза не только экономнее, она в данном случае лучше всего соответствует ливиеву способу мышления. Занимающая нас проблема сопоставления стиля, кроме того, не зависит от вопроса об источниках. — Кратко о нашем тексте R. Heinze,Die Augusteische Kultur (19332), перепечатка Darmstadt 1960, 97-102 (= R. Heinze, Interpretation, в: Wege zu Livius, 378 сл.); K. Büchner; Römische Literaturgeschichte, 361-365 (= Wege zu Livius, 380-382);
D. Leeman, Orationis ratio I, 80 сл.; W. Richter(цит. выше, прим. 365 на с. 329), 59-80. Мои лекции иници
Естественно, что и песни все спеты, сказки рассказаны. В этом мире ни в чем нет нужды. Любое желание исполняется словно по мановению волшебной палочки. Лепота, да и только!.. …И вот вы сидите за своим письменным столом, потягиваете чаек, сочиняете вдохновенную поэму, а потом — раз! — и накатывает страх. А вдруг это никому не нужно? Вдруг я покажу свое творчество людям, а меня осудят? Вдруг не поймут, не примут, отвергнут? Или вдруг завтра на землю упадет комета… И все «вдруг» в один миг потеряют смысл. Но… постойте! Сегодня же Земля еще вертится!
Автор рассматривает произведения А. С. Пушкина как проявления двух противоположных тенденций: либертинажной, направленной на десакрализацию и профанирование существовавших в его время социальных и конфессиональных норм, и профетической, ориентированной на сакрализацию роли поэта как собеседника царя. Одной из главных тем являются отношения Пушкина с обоими царями: императором Александром, которому Пушкин-либертен «подсвистывал до самого гроба», и императором Николаем, адресатом «свободной хвалы» Пушкина-пророка.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.