Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования - [78]
J.-P. Chausserie-Laprée 109-124.
Leeman ibid.
Об elegantiaЦезаря и его пуризме сейчас см. также Eden 97-106.
Сравнительная степень от incauteне засвидетельствована до Цезаря (О. Prinz ThLL 7, 1, 6, 139, 852, 56). Цицерон знает только компаратив прилагательного (ibid. 850, 73).
Cic. Att. 7, 3, 11 — единственный дополнительный пример в классическую эпоху. Позднее Sen. dial. 6,9,2, benef. 2, 17, 4. Curt. 4, 16, 4. Plin. nat. 37, 92; 37, 94 (сообщил W. Ehler, ThLL München).
B. J. Porten, Die Stellungsgesetze des verbum finitum bei Cicero und ihre psychologischen Grundlagen. Диссертация, Köln 1922. B. Borecky, Beobachtungen über das Verbindungsglied und die Wortfolge bei Caesar und Livius, в: I. Fischer, изд., Actes de la XIIe Conférence Internationale d’Etudes Classiques Eirene (Cluj 1972), Bukarest & Amsterdam 1975, 339-347.
В первых одиннадцати главах VII книги конечное положение причастия (вроде his rebus agitatis, когда все это было приведено в движение) засвидетельствовано примерно так же часто, как и начальное (в нашем тексте: promota turri perfectisque operibus),и серединное (в нашем тексте: magno coorto imbri); заключительное положение существительного примерно вдвое чаще, нежели начальное.
О. Weise, Charakteristik der lateinischen Sprache. Leipzigund Berlin 19094, 156.
Одновременно читателя информируют о стратегическом положении (об этом в общем виде H. Montgomery, Caesar und die Grenzen — Informazion und Propaganda in den Commentarii de bello Gallico, SO 49, 1973, 57-92, особенно 74).
Как Цезарь говорит о себе и употребляет собственное имя в своем сообщении, исследуетE. D. Kollmann, Die Macht des Namens. Beobachtungen zum «unpersönlichen» Stil Caesars, Studii Classice 17,1977, 45-60.
P. T. Eden (цит. выше) вообще усматривает близость Цезаря к Клавдию Квадригарию, чего, по моему мнению, в главном и основном нет; у анналиста отсутствует ясная рациональная структура (см. также нашу главу о Ливии), и его эстетическое своеобразие, конечно, тоже оказывается недоступным Эдену.
Fronto, ad Verum 2, 1, 8 р. 117 van den Hout.
Complere murumотмечалось как особенность седьмой книги (G. Ihm,Die stilistische Eigenart des 7. Buches von Caesars Bellum Gallicum. Philologus Suppl. Bd. 6, 1892, 767-777, особенно 769). Ср. также позднее civ. 3, 81, 1.
Evolareпоявляется у Цезаря только здесь и в 3, 28, 3.
Vom Einfluß der Regierung auf die Wissenschaften und der Wissenschaften auf die Regierung, Kap. 3, 25 (= Suphan 9, 333). Ср. также M. Spilman, Cumulative Sentence Building in Latin Historical Narrative, Univ. of California Publications in Class. Philology 11, 1930-1933, 153-247, особенно 241: «Манера письма Цезаря представляет собой наиболее важную иллюстрацию кумулятивной — комплексной сентенции».
Dial. 28, 5 сл.
Ср. Cic. de orat. 2, 23, 98; 54, 216-71, 291.
Ср. Mar. Vict. GL 6, о корректном письме и выговоре «Тек- мессы». Энергии речи, конечно же, Цезарь у дяди научиться не мог; ср. Cic. Brut. 48, 177; см. также Suet. Iul. 55, 3.
Ср. выше прим. 252 на с. 312.
Valde quidem, inquam, probandos; nudi enim sunt, recti et venusti, omni ornatu orationis tamquam veste detracta. sed dum voluit alios habere parata, unde sumerent qui vellent scribere historiam, ineptis gratum fortasse fecit, qui volent ilia calamistris inurere: sanos quidem homines a scribendo deterruit; nihil est enim in historia pura et inlustri brevitate dulcius. Brut. 75; 262.
Gall. 8. praef. 4-6. constat enim inter omnes nihil tarn ope- rose ab aliis esse perfectum, quod non horum elegantia com- mentariorum superetur. qui sunt editi ne scientia tantarum rerum scriptoribus deesset, adeoque probantur omnium iudi- cioj utpraerepta, non praebita facultas scriptoribus videatur. cuius tarnen rei maior nostra quam reliquorum est admira- tio; ceteri enim quam bene atque emendate, nos etiam quam facile atque celeriter eos perfecerit scimus, всем ведь известно, что никто другой, много трудясь> не создал ничего, что не было бы превзойдено изяществом этих записок. Они вышли в свет, чтобы писатели знали о таких великих делах, но всем так понравились> что, кажется, он не дал писателям эту возможность> а отнял ее. Наше же восхищение еще больше, чему других: остальные знают, как хорошо и чисто они сочинены, а мы еще — как легко и быстро.
С другой стороны, делались попытки свести commentarius к чисто римской традиции «служебной книги» (F'. Börner, Der commentarius. Hermes 81, 1953, 210-250). В пользу этого мнения можно ввести в дело и стилистические аргументы (Ьеетап 176).
Лукиан (De hist, conscr. 48) выделяет три стадии сочинения историографического труда: 1) собирание материала, 2) предварительная формулировка в виде Û7tôpvt]pa (commentantes),3) художественное оформление. До Цезаря такие «записки» писали Сулла и Цицерон.
H. Oppermann,Caesars Stil (речь не идет о стилистике) NJbb 7, 1931, 111-125. Deichgräber (цит. выше) указывает на то, что Цезарь нигде не говорит о commentariiоткрыто, но я не вижу, как еще на латинском языке можно было бы обозначить это произведение. О словесном искусстве в цезаревых
Естественно, что и песни все спеты, сказки рассказаны. В этом мире ни в чем нет нужды. Любое желание исполняется словно по мановению волшебной палочки. Лепота, да и только!.. …И вот вы сидите за своим письменным столом, потягиваете чаек, сочиняете вдохновенную поэму, а потом — раз! — и накатывает страх. А вдруг это никому не нужно? Вдруг я покажу свое творчество людям, а меня осудят? Вдруг не поймут, не примут, отвергнут? Или вдруг завтра на землю упадет комета… И все «вдруг» в один миг потеряют смысл. Но… постойте! Сегодня же Земля еще вертится!
Автор рассматривает произведения А. С. Пушкина как проявления двух противоположных тенденций: либертинажной, направленной на десакрализацию и профанирование существовавших в его время социальных и конфессиональных норм, и профетической, ориентированной на сакрализацию роли поэта как собеседника царя. Одной из главных тем являются отношения Пушкина с обоими царями: императором Александром, которому Пушкин-либертен «подсвистывал до самого гроба», и императором Николаем, адресатом «свободной хвалы» Пушкина-пророка.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.