Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования - [77]
в честь Юлии теперь см. W. Kierdorf, Laudatio funebris, Interpretationen und Untersuchungen zur römischen Leichenrede, Meisenheim am Glan 1980, 114 сл. О жанре в целом см. D. Flach, Antike Grabreden als Geschichtsquelle, R. Lenz, изд., Leichenpredigten als Quelle historischen Wissenschaften, Köln/Wien 1975,1-35.
В лежащем перед нами тексте нужно обратить внимание на различие между genus(род как происхождение) и gens (род как клан).
/• Burckhardt, Gesamtausgabe, Berlin/Leipzig 1930-34,7,237.
Römische Geschichte (цит. выше прим. 9 на с. 277).
F. Gundolf, Caesar, Geschichte seines Ruhms, Berlin 1924 (новая перепечатка - Darmstadt 1968).
Napoléon I, Darstellung der Kriege Caesars, Turennes, Friedrichs des Großen, немецкий перевод, изд. H. E. Friedrich, Berlin 1938 (cp. Précis des guerres de César par Napoléon, écrit par M. Marchand à Tîle Sainte-Hélène sous la dictée de lempereur, Paris 1836; Commentaires de César, suivis du précis des guerres de Jules César par Napoléon, Paris 1872). Napoléon III, Histoire de Jules César, Paris 1865/66; немецкий перевод, 2 тт., Wien 1865/66.
По Кирдорфу, 60 (цит. выше, прим. 231) у надгробных речей архаического и классического времени не было пролога; следовательно, текст нужно рассматривать как вступительную часть речи.
Sanctitasвстречается у Цезаря только здесь, caerimonia кроме того — только Gall. 7, 2, 2.
Для Mardiи Iuliiвозникает проблема произношения. Правда, в классическое время чаще написание -iвместо -И, но об однообразии нет и речи; у Цицерона часто вариант -и подтверждается прозаическим ритмом; у Цезаря также нельзя менять в этом месте данные традиции.
Замечательно, что при всем при том в прямых речах Gall. 7, 76 (Критогнат) и civ. 2, 32 (Курион) ораторских ритмов Цезарь не избегает (чего не заметил Э. Норден, Kunstprosa 2, 939); правильно L. Holtz, С. Iulius Caesar quo usus sit in orationibus dicendi genere. Диссертация, Jena 1913, 30-40.
Леман, 158, кажется, недооценивает различие между речами и Commentarii.По G. Kennedy, The Art of Rhetoric in the Roman World 300 В. C. — A. D. 300, Princeton, N.J. 1972, 284, речи, которые до нас дошли, «просты в композиции и в дикции», и на их стиль повлияла теория аналогии.
Plut. Caes. 3.
Ibid. = Caesar ed. Klotz III p. 188.
Brut. 72, 252.
См. ниже с. 99 и 104.
Brut. 75, 261 cum ad hanc elegantiam verborum Latinorum... adiungit illa oratoria ornamenta dicendi, tum videtur tamquam tabulas benepictas conlocare in bono lumine.
Ср. также K. Deichgräber, Elegantia Caesaris, Gymnasium 57,1950,112-123; теперь см. также Caesar, D. Rasmussen, изд.;Darmstadt 1967,208-223; в De analogia Цезарь тоже использует клаузулы (E. Löjstedt, Syntactica II, 307-311; Cic. Brut. 72, 253).
Die römische Literatur, Leipzig 19545, 39.
/. F. D’Alton, Roman Literary Theory and Criticism, New York 1931 (перепечатка 1962) 254.
Цит. выше, 156.
Holtz 24-26.
Suet. Iul. 4, 1. Holtz passim.
Обычный топос «упоминания предков» получает содержание, значимое для произносящего речь. Кирдорф (цит. выше, прим. 231 на с. 310) считается с пропагандистской намеренностью.
Ср. также Ног. carm. 3, 1, 5 сл.
Об архаически-торжественном звучании polleoср. R. Syme, Sallust, Berkeley & Los Angeles 1964, 306. (У Саллюстия слово употребляется чаще.)
Cic. Brut. 75, 261.
Текст: О. Seel, Leipzig 1961. Комментарий и библиография — F. Kraner— W. Dittenberger— H. Meusel, послесловие и библиографические приложения — H. Oppermann, 3 Berlin 196119; рассмотрение абзаца теперь см. у H. A. Gärtner; Beobachtungen zu Bauelementen in der antiken Historiographie, bes. bei Livius und Caesar, Historia Einzelschriften, Heft 25, Wiesbaden 1975, 75-78, 96. В общем виде G. Pascucci, Interpretazione linguistica e stilistica del Cesare autentico, Aufstieg und Niedergang der römischen Welt I, 1973, 488-522; /. Kroymann, Caesar und das Corpus Caesarianum in der neueren Forschung.
Gesamtbibliographie 1945-1970 (1972), ibid. I 3, 1973, 457-487.
К postero dieи аналогичным «естественным» способам соединения: см. J.-P. Chausserie-Laprée,Lexpression narrative chez lez historiens latins. Histoire d'un style, Paris 1969, 24-28, 29-32.
Теперь ср. об этом H. Hajjter & E. Römisch, Caesars Com- mentarii de bello Gallico, Interpretationen — didaktische Überlegungen, Heidelberg 1971,14.
Ее не следует смешивать с языком повседневного общения; см. выше с. 21 сл. и 34.
О повторении бесцветных слов у Цезаря теперь ср. также Р. Т. Eden, Caesar's Style. Inheritance versus Intelligence. Glotta 40, 1962, 74-117, особенно 83 слл. С его отождествлением стиля «Записок» со стилем анналиста Клавдия Квадригария согласиться я не могу; см. нашу главу о Ливии.
Leeman 176; по моему мнению, он правильно оценивает стилистическую роль независимого аблатива у Цезаря.
Ср. E. Fraenkel, Plautinisches bei Plautus, Berlin 1922,236. Elementi Plautini in Plauto, Firenze 1960, 228; с дополнениями 428 сл. (множество примеров и хорошие пояснения).
Ср. также Е.Laughton, The Participle in Cicero, Oxford 1964, 151 и др.; об ablativus absolutusкак «художественном» соединительном средстве см.
Естественно, что и песни все спеты, сказки рассказаны. В этом мире ни в чем нет нужды. Любое желание исполняется словно по мановению волшебной палочки. Лепота, да и только!.. …И вот вы сидите за своим письменным столом, потягиваете чаек, сочиняете вдохновенную поэму, а потом — раз! — и накатывает страх. А вдруг это никому не нужно? Вдруг я покажу свое творчество людям, а меня осудят? Вдруг не поймут, не примут, отвергнут? Или вдруг завтра на землю упадет комета… И все «вдруг» в один миг потеряют смысл. Но… постойте! Сегодня же Земля еще вертится!
Автор рассматривает произведения А. С. Пушкина как проявления двух противоположных тенденций: либертинажной, направленной на десакрализацию и профанирование существовавших в его время социальных и конфессиональных норм, и профетической, ориентированной на сакрализацию роли поэта как собеседника царя. Одной из главных тем являются отношения Пушкина с обоими царями: императором Александром, которому Пушкин-либертен «подсвистывал до самого гроба», и императором Николаем, адресатом «свободной хвалы» Пушкина-пророка.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.