Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования - [75]
ция такого рода перестановок.
Гракх, напр., в нагромождении синонимов куда более сдержанный, чем Катон, выказывает и в этом отношении более утонченный вкус. Ср. примеры, которые приводит N. Häpke (цит. выше), с. 40, — практически все они обладают неброским изяществом: sapientia atque virtute, мудростью и доблестью; commoda et rem publicam, [ваш] интерес и государственные дела; Ьопат existimationem atque honorem, хорошее мнение и честь; pretium et praemium, цену и награду; eodem loco atque ordine, того же положения и сословия; sumptus atque pecunias, средства и деньги.
Определенную поддержку данной концепции оказывает тот факт, что miseratioв нашей традиции приписывается Тиберию Гракху (ср. Plut. Tib. Gr. 2), в то время как стиль Гая воспринимался как более мужественный.
Ср. напр. Quint. 6, 3, 45: acutior est ilia atque velocior in urbanitate brevitas, в остроумии острее и быстрее — та краткость.
Евстафий в предисловии к своему комментарию к « Одиссее» объясняет àÇvrrjçкак «глубину понятий при простоте поверхности» (Ed. Rom. 1379 = ed. G. Stallbaum, Lips. 1825, T. I p. 2). Ср. также Jo. С. Ernesti, Lexicon Technologiae Graecorum Rhetoricae, Leipzig 1795 (перепечатка Hildesheim 1962) s. v. ôÇirn/ç.
В. R. Voss, Der pointierte Stil bei Tacitus, Münster 1963, не занимается ни античными понятиями, ни современным («pointe»).О понятииpointeсм. H. Lausberg, Handbuch der literarischen Rhetorik II, München 1960, 933.
Правильно Häpke 38 сл. с примерами. Häpke неправильно понимает F. Leo 309, 1 («менее выдаются параллелизм и антитеза, но очень изысканны, во фразах Gell. 11, 10,4» (он не обратил внимания на вторую запятую).
Fr. 17 Malcovati4. Фрагмент представляет собой часть рекомендации предложения народного трибуна Карбона, которое должно было сделать возможным повторное избрание трибуном (131г. до P. X.).
Е Münzer, RE 2 А 4,1923,1380.
improbus = rerum novarum cupidus, стремящийся к государственному переворотуThes. L. L. 7, 1934/1964, 690, 30; 36; 40; 42; 68 слл.
Fr. 24 Malcovati4.
Что мы выиграем, введя для этой стилистической фигуры название commutatio, «обмен», — остается для меня неясным (Leeman 57).
Острое пуантирование также во фрагментах 28, 43, 58 и 60 Malcovati4.
Fr. 32 Malcovati4.
Norden, Kunstprosa 1, 172. Гракх во вступлении к речи de legibus promulgatisсоблюдает азианийскую ритмику, в особенности дитрохей (Leo 309,2). Ср. также N. Häpke 59. «Метрические» и «неметрические» партии у Грак- ха наблюдает A. W. De Groot 46 сл.
Ibid.
Тит Кастриций у Геллия, 11.13.
Fr. 43 Malcovati4из речи против Л. Кальпурния Пизона Фруги, 123 г. до P. X.
Isidor, orig. 2, 21, 4.
У Катона эти черты усматривает Леман; опасения по поводу такого подхода — М. Fuhrmann, Gnomon 38,1966,360.
Поведение Цицерона не менее рационально, но наряду с пафосом и иронией у него присутствует юмор, а наряду с аналитической — специфическая рациональность эстетики. См. конец главы.
/. MarouzeaUj L ordre des mots... II, 71.
Ж. Марузо удивительным образом не обратил на это внимания.
Goethe,Regeln für Schauspieler (1803) § 13 (WA 40, 143): «В произнесении вообще имена собственные нужно произносить с большей выразительностью, чем обычно, поскольку так имя особенно бросится в глаза слушателю». Важен и § 27 (WA 40, 150 сл.), что имена должны произноситься более четко и особым тоном, чтобы возбудить фантазию слушателя.
Значение конечных мест признает Quint. 9, 4, 29. Ср. там же 67 (правда, в связи с ритмикой фразы): initia clausulaeque plurimum momenti habent, quotiens incipit sensus aut äesinit, начала и клаузулы играют важнейшую роль, когда смысловой отрезок начинается либо завершается. Заключение бросается в глаза еще сильнее, чем начало (ср. 9, 4, 63).
О практически регулярной постановке таких прилагательных перед определяемым в ранней прозе: A. Reckzey: Über grammatische und rhetorische Stellung des Adjekti- vums bei den Annalisten, Cato und Sallust. Programm Berlin 1888,29.
Тем они эффектнее, когда он их употребляет: fr. 17 pessimi— Optimum, наихудшие — наилучшего; 27 postremissimum nequissimumque, самого последнего и негодного.
Gell. 10, 3,4 In tarn atroci re ас tarn misera atque maesta ini- uriae publicae contestatione ecquid est, quod aut ampliter insigniterque aut lacrimose atque miseranter aut multa со- piosaque invidia gravique et penetrabili querimonia dixerit? brevitas sane et venustas et mundities orationis est, qualis haberi ferme in comoediarum festivitatibus solet..., в таком жестоком случае, в таком жалостном, таком несчастном свидетельстве публичной несправедливости сказал ли он что-нибудь или важное и значительное, или вызывающее слезы и сострадание, или с сильной и мощной ненавистью, или с серьезной и проникновенной жалобой? — нет, краткость и изящество и чистота речи, едва ли не такая, какая обычно бывает свойственна комической веселости. Ibid. 13 о Цицероне: complorationem deinde tarn acerbae rei et odium in Verrem detestationemque aput civis Romanos inpense atque acriter atque inflammanter facit, он со всей силой и остротой вызывает у римских граждан жалость к столь жестокому случаю и ненависть и презрение по отношению к Берресу.
Естественно, что и песни все спеты, сказки рассказаны. В этом мире ни в чем нет нужды. Любое желание исполняется словно по мановению волшебной палочки. Лепота, да и только!.. …И вот вы сидите за своим письменным столом, потягиваете чаек, сочиняете вдохновенную поэму, а потом — раз! — и накатывает страх. А вдруг это никому не нужно? Вдруг я покажу свое творчество людям, а меня осудят? Вдруг не поймут, не примут, отвергнут? Или вдруг завтра на землю упадет комета… И все «вдруг» в один миг потеряют смысл. Но… постойте! Сегодня же Земля еще вертится!
Автор рассматривает произведения А. С. Пушкина как проявления двух противоположных тенденций: либертинажной, направленной на десакрализацию и профанирование существовавших в его время социальных и конфессиональных норм, и профетической, ориентированной на сакрализацию роли поэта как собеседника царя. Одной из главных тем являются отношения Пушкина с обоими царями: императором Александром, которому Пушкин-либертен «подсвистывал до самого гроба», и императором Николаем, адресатом «свободной хвалы» Пушкина-пророка.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.