Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования - [73]
noli enim putare quemquam, Brute, pleniorem aut uberiorem ad dicendum fuisse, не думай, Брут, что кто-либо превосходил его полнотой и обилием в речи.
Плутарх, Tib. Gracchus 2.
Об ограниченности Плутарха как историка K. Ziegler RE 21, 1951, 910. Как Плутарх, благодаря слишком сильному выделению этического момента, умеет смещать акценты и фальсифицировать, проявляется, напр., в его морализирующем истолкований эпизода с учителем музыки, который свирелью задает Гракху тон (ср. информативный обзор источников у N. Häpke, цит. выше в прим. 136, 36-38).
Plut. v. Demosth. 2, 2 слл. Об этом K. ZieglerRE 21, 1951, 926 сл.
О цитировании Плутархом речей Гракха см. N. Häpke 13-19. Ср. Pöhlmann 445 (с литературой), который принимает версию посредника — историографического труда.
Ср. также Val. Мах. 8, 10, 1 (flagrantissimo ingenio, с пламенным характером); Тас. dial. 26 (G. Gracchi impetum, натиск Гая Гракха);Apul. apol. 95 (impetum, натиск);Gell. 10, 3 (fortis ас vehemens, сильный и порывистый);Fronto p. 132 (van den Hout) (contionatur... Gracchus turbulente, Гракх выступает на собрании... яростно; tumultuatur Gracchus, Гракх в порыве страсти);Claud. Mam. epist. 2 (p. 206 Engelbrecht) (Gracchus ad acrimoniam... capessendam usui, Гракх к остроте... к которой он прибегал для пользы). Недифференцированно также A. Heuß 144: «Одушевлявшая его страсть была подобна вулкану».
/. Marouzeau, Eranos 45, 1947, 22-24. Более нюансиро- ванно в RPh 45, 1921, 166-168: Гракх знал толк в «двух стилях» (168). С оглядкой (но признавая скупость) Quint, inst. 12, 10, 10. Ср. Sen. epist. 114, 13. Plin. epist. 1, 20 говорит об orationes circumcisae, сжатых речах Гракха. Критически Gell. 10, 3, 15. Sen. epist. 114, 13.
Цит. выше, 56-58.
Латинский словник заимствуется у Геллия, 10, 3, 4: Ъге- vitas sane et venustas et mundities orationis est, краткость ведь— и приятность, и чистота речи.
Fr. 49 Malcovati4.
О фактической стороне дела: Th. Mommsen, Römisches Staatsrecht, Leipzig 1887, II 681, 3: «Здесь, как представляется, имеется в виду лицо, командированное не сенатом, а находящимся в Азии римским магистратом... pro legatoозначает цель путешествия».
RPh 45, 1921, 167. Ср. сознательное варьирование у Цицерона — inforo medio> посередине форума; последнее делает более сильный акцент: «в заполненном общественном месте».
Quint, inst. 10,1, 7, ср. 8, 3, 51.
/. Marouzeau, RPh 45, 1921, 167.
О Latinitasвообще J. Marouzeau, Quelques aspects..., 7-25 (Latinitas — Urbanitas — Rusticitas).
Cic. Brut. 104. Nam et Carbonis et Gracchi habemus orationes nondum satis splendidas verbis, sed acutas prudentiaeque plenissumas. fuit Gracchus diligentia Corneliae matris apuero doctus et Graecis litteris eruditus. nam semper habuit exquisi- tos e Graecia magistros, in eis iam adulescens Diophanem Mytilenaeum Graeciae temporibus illis disertissumum. sed ei breve tempus ingeni augendi et declarandi fuit. Ведь мы имеем речи и Карбона, и Гракха — с точки зрения словаря, им недостает блеска, но в них довольно остроты и очень много рассудительности. Гракх с самых нежных лет был воспитан и обучен греческой словесности попечительностъю матери Корнелии. У него всегда были отборные наставники из Греции, среди них, еще когда он был подростком, был Диофан из Митилены, самый красноречивый в Греции по тем временам. Но мало времени было ему отпущено на то, чтобы талант его возрос и заявил о себе.210, о значении usus domesticus, домашнего опыта: Sed magni interest quos quisque audiat cotidie domi, quibuscum loquatur a puero, quern ad modum patres paedagogi matres etiam loquantur. Ho большая разница, кого кто слушает дома каждый день, с кем разговаривает с нежных лет, каким образом говорят отцы, педагоги, матери... 211: Legimus epistulas Corneliae matris Gracchorum: apparetfilios non tarn in gremio educatos quam in sermone matris. Мы читали письма Корнелии, матери Гракхов: ясно, что они воспитаны не столько на лоне матери, сколько в ее речи. О значении Корнелии ср. также Тас. dial. 28; 9; Quint, inst. 1,1,6; Plut. Tib. Gr. 1,8. F. Münzer RE IV1592-1595.
Оно дошло до нас в качестве приложения к биографии Аттика у Корнелия Непота; Непот, очевидно; цитировал его в сочинении De illustribus viris. HRR2 (ed. H. Peter, Bd. II, Leipzig 1914, S. 38-40). Ф. Лео перевел это письмо в приложении к своей истории литературы (479).
См. ниже, с. 76; 84 слл.
Gell. 10, 3, 4. Он находит у Цицерона больше gravitas, важности.
Ср. Don. Тег. Нес. 611 ксощкф xapaKrqpi et usu cotidiano, комическим характером и повседневным употреблением.
Ср. Gloss. Plac. 5, 56, 11 comoedia est quae res privatarum et humilium personarum comprehendit non tam alto ut tragoedia stilo, sed mediocri et dulci, комедия— та, которая охватывает события в жизни лиц частных и низкого положения, не таким высоким стилем, как трагедия, но средним и сладостным.
Cic. Brut. 126: genere toto gravis, он вполне владел родом важности (о Г. Гракхе). О genus grave: Cic. orat. 96-99 (W. Kroll), особенно 97: huius eloquentiae est tractare animos... haec... inserit
Естественно, что и песни все спеты, сказки рассказаны. В этом мире ни в чем нет нужды. Любое желание исполняется словно по мановению волшебной палочки. Лепота, да и только!.. …И вот вы сидите за своим письменным столом, потягиваете чаек, сочиняете вдохновенную поэму, а потом — раз! — и накатывает страх. А вдруг это никому не нужно? Вдруг я покажу свое творчество людям, а меня осудят? Вдруг не поймут, не примут, отвергнут? Или вдруг завтра на землю упадет комета… И все «вдруг» в один миг потеряют смысл. Но… постойте! Сегодня же Земля еще вертится!
Автор рассматривает произведения А. С. Пушкина как проявления двух противоположных тенденций: либертинажной, направленной на десакрализацию и профанирование существовавших в его время социальных и конфессиональных норм, и профетической, ориентированной на сакрализацию роли поэта как собеседника царя. Одной из главных тем являются отношения Пушкина с обоими царями: императором Александром, которому Пушкин-либертен «подсвистывал до самого гроба», и императором Николаем, адресатом «свободной хвалы» Пушкина-пророка.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.