Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования - [43]

Столь же психологически эффектный повтор мы наблюдали в беседе между двумя Сципионами. Торжественное обещание Младшего (enitar multo vigilantius) воспроизводит Старший, подтверждая и наставляя (tu vero enitere): объективный отклик на субъективную исповедь, причем то же самое слово предстает в ином свете. Этот стилистический прием также сочетает естественность с поэтическим воздействием — нас не удивляет, что мы обнаруживаем одну и ту же технику в римской и немецкой поэзии435 — и здесь его дополнительно облагораживает атмосфера ритуального диалога. Тот же самый тон, уместный для paterfamilias, сказывается в формуле sic habeto436, считай так. Уже сама форма фу- турального императива звучит торжественно. Сочетание habere и sic, кроме того, связано с представлением о древнеримских обычаях: maiores nostri sic habuerunt, читали мы уже у Катона; аналогичным способом употребляет выражение и Саллюстий437.

Удивительно, правда, то, что Цицерон в этот разговор между отцом и сыном, со стилистической точки зрения опирающийся на древнеримское достоинство, вкладывает «греческое» содержание: как и во всем, в индивидууме тоже действует божество. В этом облачении спиритуализуется римский элемент — почтение к предкам и к paterfamilias с его наставлениями.

Н)АНТИТЕЗА, ПАРАЛЛЕЛИЗМ, ХИАЗМ Платоновское учение предстает в форме антитезы: поп esse te mortalem, sed corpus hoc; nec enim tu is es, quem forma ista déclarât, sed mens cuiusque is est quisque, non ea figura, quae digito demonstrari potest.

Антитеза характерна для рационального стиля философского изложения, — но Цицерон использует фигуру поп — sed в пятидесятые годы, когда был написан трактат гер., довольно часто и в речах438. Работа с контрастами важна именно в них и вносит заметный вклад в эмоциональную действенность. В антитетической формулировке переплетаются, таким образом, рациональный и эмоциональный элемент.

Перечисление способов действия божества в мире членится анафорически, что соответствует гимническому стилю. Но благодаря использованию третьего лица пафос снижается. Рациональное воздействие характерно и для возрастающей последовательности от биологического через чувственное к духовной деятельности439. Аналогия между человеком и миром представлена в форме зеркального отражения: deus... qui tarn regit et moderatur et movet id corpus, cui praepositus est, quam hunc mundum ille princeps deus. — В последнем предложении, где движение — на первом плане, место хиазма занимает параллелизм: et ut mundum ex quadam parte mortalem ipse deus aeternus, sic fragile corpus animus sempiternus movet.

Правда, параллелизм лишен схематичности, его строгость смягчается благодаря легкой подвижке:

mundum... mortalem —fragile corpus. To же самое было и в антитезах, где речь шла о различии между телом и сущностью, застывшее равновесие избегается; прежде всего этому способствовала смена подлежащего: пес enim tu is es, quem forma ista déclarât, sed mens cuiusque is est quisque, non ea figura, quae digito demonstrari potest. В эпоху расцвета мастерства Цицерон умел обходиться без тщательно выверенного однообразия440.

ГЛАГОЛ И СУЩЕСТВИТЕЛЬНОЕ Впечатление простоты в рассмотренном отрывке не в последнюю очередь основывается на использовании глагольных форм (что изначально было свойственно латинскому языку) и отказе от отвлеченных существительных: sed mens cuiusque, is est quisque. Немцу в переводе очень трудно обойтись без «личности», «индивидуума» или хотя бы «я». Но в латинском языке благодаря простоте подчеркивается характер откровения — реплика получает не столько «научную», сколько «религиозную» окраску.

С другой стороны, мы можем констатировать и наличие «номинального» стиля, прежде всего в заключении § 25: Sermo autem omnis ille et angustiis cingitur his regionum, quas vides, пес umquam de ullo perennis fuit et obruitur hominum interitu et oblivione posteritatis extinguitur.

Фиксация в виде существительного иногда выходит за рамки того, что можно найти похожего в немецком

языке: angustiae и oblivio акцентуируют важное понятие, и потому Цицерон использует здесь их как имена существительные441.

7. Заключение

Благодаря вообще очень тщательно выстроенной связи предложений Цицерон достигает того, что может зарезервировать асиндетон для иерархического выделения важных мыслей. Писатели, употребляющие его регулярно, этой возможности лишены.

Этосу философской манеры письма442 соответствует в основном плавное перетекание одного предложения в другое. Но благодаря тому, что в нашем тексте предпоследнее место часто более важно, нежели последнее, можно избежать агрессивной остроты. Большое число и многообразие придаточных предложений равным образом свидетельствует о спокойном стиле периодов; редкость причастных конструкций соответствует общему отсутствию напряжения — и тем эффектнее разрыв благодаря независимому аблативу в важном месте.

Благородная неброскость словаря и утонченная простота конструкций только ярче оттеняет каждое необычное сочетание слов. Поскольку простота сама по себе много делает для достоинства стиля, нет необходимости в большом числе дополнительных приемов, чтобы создать впечатление торжественности; среди них однажды встречается архаическое удвоение, или выражение sic habeto воскрешает атмосферу