Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования - [14]
Ответная речь консула сначала воспроизводится косвенно (как то было и с началом речи трибуна)117; только во второй части его слова начинают звучать непосредственно как были сказаны; и не случайно как раз за этим предложением последует героический ответ трибуна.
Благодарность и похвала консула замыкают этот первый отрывок и предвосхищают прославление героя в заключительной части всего повествования. Начало, как и конец до сих пор рассматриваемого отрывка, — волевое решение трибуна. Формальное сечение, таким образом, тождественно с содержательным; форма обладает внутренней необходимостью и при всей своей простоте вполне целесообразна.
Вторая часть рассказа, которую Геллий, вероятно, сократил сильнее, начинается с безусловно катоновско- го лапидарного извещения: МЬипш quadringenti аб топепбит рг<фсксипШг, трибун и четыреста человек отправляются в путь на смерть. Судьба, которую отменить невозможно, предвосхищается герундием. От прорыва римлян взгляд смещается — в первый раз с начала рассказа — к их противникам. Изображается не только внешнее поведение врагов, но и то, что они ощущают, наблюдая за отважным маневром римлян. Таким образом, Катон разбирается в деле — он понимает, как, привлекая противную сторону с ее чувствами, создать эффектный фон для необычного предприятия римлян. Но у этого места есть еще одна функция. Напряжение должно расти: первоначальное удивление, отраженное в выразительном композите demirantur118, к сознательному выжиданию, находящему свое яркое выражение в интригующей конструкции in expectando sunt. Искусство ретардации здесь можно уловить уже на стилистическом уровне. Во временном придаточном предложении выражается предусмотрительность врага, в главном — его реакция: самые доблестные выступают против четырехсот. Римляне окружены и начинают отчаянное сопротивление. Вновь предложение, в котором все подвешено и которое этим способом дополняет ретардирующий эффект: fit proelium diu anceps, завязывается бой, долгое время сомнительный. Затем — констатация победы численного превосходства. Со смертью четырехсот кольцо замыкается. Изначальное оповещение (ad moriendum proficiscuntur, отправляются в путь на смерть) исполнено.
Мы не знаем, насколько сильно здесь вмешательство Геллия — из-под его ли пера вышли исторические пре- зенсы?119 — и насколько он сокращает. Ясно, что чередование стремительного движения вперед (во вполне катоновском асиндетоне) и подчеркнутой ретардации (надежные свидетельства ее подлинности — древнелатинские грамматические особенности) он сохранил вполне достоверно. Но изменение точки зрения рассказчика, отражение римской отваги в восприятии наблюдающих врагов — также сколь простое, столь же эффективное художественное средство.
На еще более твердую почву мы можем встать с § 19, где Геллий цитирует катоновские слова. Здесь при интерпретации можно еще более тесно сочетать рассмотрение подробностей с исследованием общей формы.
Первое предложение резюмирует содержание следующих как заголовок: dii inmortales tribuno militum fortunam ex virtute eius dedere, бессмертные боги одарили военного трибуна счастьем по его храбрости. Тематический характер первого предложения бросался нам в глаза в начале как первой, так и второй части; задним числом мы получаем отсюда подтверждение достоверности парафразы и в том, и в другом случае. Словами пат ita evenit, случилось ведь так, создается переход к дальнейшему. Рассказ разворачивается в по преимуществу не связанных друг с другом, последовательных главных предложениях, чьи глаголы стоят в перфекте (что ретроспективно бросает некоторую тень подозрения на изящные исторические презен- сы у Геллия). Только в начале и в конце отрывка появляются придаточные предложения. Функция обоих значима — противительное подчинение бросается в глаза в начале, там, где с содержательной точки зрения все зависит от контраста с предыдущим, от удивительного поворота ситуации. Расходование конструктивных средств связано у Катона с эффектом, которого он желает достичь. Эта связь вырабатывает предметность его стиля. Подтверждение можно найти и во втором, стоящем в конце придаточном предложении: quod illos milites subduxit, exercitum ceterum
servavit, тем, что он увел этих солдат, он спас остальное войско. Намерение Катона — завершить отрывок здесь; с содержательной точки зрения это отражается в факте ретроспекции, с формальной — в употреблении придаточного.
Рассказ движется к концу, Катон переходит к размышлениям. И снова проблема резюмируется вначале в виде заголовка: sed idem benefactum quo in loco ponas, nimium interest, но в оценке одного и того же славного дела есть большое различие в зависимости от места. Анализ распадается на две части, причем вторая противопоставлена первой с помощью at как самостоятельное предложение: первая относится к греку Леониду, вторая — к римскому трибуну. Контраст между ними прежде всего подчеркнут различной длиной. Притом «закон увеличивающихся колонов» Катон исполняет в этом важнейшем месте с точностью до наоборот: более весомый второй член чувствительно короче первого; ранее мы уже обращали внимание читателя на эту особенность катоновской дикции. Но различия в объеме недостаточно — словарь и отделка заметно отличаются в обеих контрастирующих репликах. Подбор слов в первой отличается изысканностью; claritudo, слава, — слово, выступающее вперед благодаря своему архаическому составу, — получает поэтический эпитет inclitus, выдающийся, сверх того еще и в превосходной степени; к этому добавляется удвоение gloriam atque gratiam (парономасия, в которой аллитерация сочетается с гомеотелевтом): это
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.