Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования - [11]

in expectando sunt, sed ubi apparuit ad earn verrucam occupandam iter intendere, mittit adversum illos imperator Car- thaginiensis peditatum equitatumque, quos in exercitu viros ha- buit strenuissimos. Romani milites circumveniuntur, circumventi repugnant; fit proelium diu anceps. tandem superat multitudo. quadringenti omnes cum unoperfossigladiis autmissilibus oper- ti cadunt. consul interibi, dum ea pugna pugnatur86, se in locos tutos atque editos subducit.

sed quod illi tribuno, duci militum quadringentorum, divinitus in eo proelio usu venit, non iam nostris, sed ipsius Catonis verbis subiecimus: dii inmortales tribuno militum fortunam ex virtute eius dedere. Nam ita evenit: cum sau- cius multifariam ibifactus esset, tarnen volnus capiti nullum evenit, eumque inter mortuos defetigatum volneribus atque, quod sanguen eius defluxerat, cognovere. eum sustulere, isque convaluit, saepeque postilla operam reipublicae fortem atque strenuam perhibuit87 illoque facto, quod illos milites subdu- xit, exercitum ceterum servavit. sed idem benefactum quo in loco ponas, nimium interest Leonides Laco, qui simile apud Thermopylas fecit, propter eius virtutes omnis Graecia glo- riam atque gratiam praecipuam claritudinis inclitissimae decoravere monumentis; signis, statuis, elogiis, historiis ali- isque rebus gratissimum id eius factum habuere; at tribuno militum parva laus pro factis relicta qui idem fecerat atque rem servaverat.

hancQ. Caedici tribuni virtutem M. Cato tali suo testimonio decoravit. Claudius autem Quadrigarius annali tertio non Cae- dicio nomen fuisse ait, sed Laberio.

Пунийский полководец на земле Сицилии во время первой войны с Карфагеном наступает навстречу римскому войску; он занимает холмы и подходящие места первым. Римские солдаты — как следует в силу природы вещей — проникают в местность, подверженную коварству и погибели. Некий трибун приходит к консулу и открывает ему, что конец близок, поскольку место неблагоприятно и враги стоят вокруг. «Я советую — сказал он, — если ты хочешь спасти положение, срочно отрядить каких-нибудь четыреста солдат к этой бородавке, — именно так Катон называет возвышенное и труднодостижимое место — и настоятельно просить их и приказать им овладеть ею; как только враги увидят это, как раз самые отважные ибоеготовные бойцы отклонятся к ней и будут связаны исключительно этой задачей. Эти четыреста без сомнения будут все перебиты. Между тем, пока враги будут заняты этой борьбой на уничтожение, у тебя будет время вывести войско из нынешнего места. Иного нет никакого пути к спасению». Консул ответил трибуну, что все это кажется ему хорошо продуманным и дальновидным; «но, — сказал он, — «кто отыщется, готовый вести четыреста солдат туда против вражеских подразделений, построенных клином». «Если ты, — сказал в свою очередь трибун, — не найдешь никого другого, можешь употребить меня для этого испытания; я отдаю мою жизнь тебе и государству». Консул благодарит трибуна и осыпает похвалами. Трибун и четыреста человек отправляются в путь на смерть. Враги очень удивляются их отваге и выжидают, куда они отправятся дальше. Но когда становится ясно, что цель их марша — занятие «бородавки», карфагенский полководец посылает против них пехоту и конницу, отважнейших людей, которых он имел в своем войске. Римские солдаты оказываются в окружении, начинают защищаться; завязывается бой, долгое время сомнительный. Наконец побеждает численное преимущество. Все четыреста и еще один падают, пронзенные мечами или осыпанные метательным оружием. Между тем консул, пока бьются в этом бою, тайно со своими отодвигается в безопасные и высоко расположенные места.

Но что с этим трибуном, предводителем четырехсот солдат, произошло в сражении благодаря божественным судьбам, мы прибавили не собственными словами, но словами самого Катона: «Бессмертные боги одарили военного трибуна счастьем, как то соответствовало его храбрости. Дело закончилось ведь следующим образом: хотя он был неоднократно ранен, однако его голова осталась незадетой, и его нашли среди мертвых, истощенного от ран и от потери крови. Его подняли, он поправился и позднее часто служил государству смелыми и изрядными подвигами. Тем, что он увел этих солдат, он спас остальное войско. Но в оценке одного и того же славного дела есть большое различие в зависимости от места88. Спартанец Леонид совершил при Фермопилах нечто подобное — и благодаря его деяниям вся Греция испытывает к нему ему чрезвычайную благодарность и воздает ему почести и прославляет его памятниками его славного подвига — картинами, статуями, почетными надписями, историческими повествованиями и другими способами засвидетельствовали они свою глубочайшую благодарность за этот поступок; но военному трибуну за его деяния досталась лишь скупая похвала, хотя он совершил то же самое и спас положение дел для Рима.

і. Вводные замечания

Стиль исторического труда Катона Э. Норден89 называет «кратким, дюжим, мощным» и «много более развитым, чем в дидактическом труде». По Ф. Лео90 в Origines стилистически не стоит считаться со слишком сильным греческим влиянием — кроме того, что на материале лежит греческий отпечаток и что сам факт сочинения книги — уже дело «греческое». Важна констатация, что стиль Origines — более высокий, чем в De agricultura91. А. Д. Леман92, исходящий из теории литературы, судит об исторической и литературной ценности Origines куда более сдержанно, чем Лео93, и выше расценивает греческое влияние. У Катона было правило в греческие книги «заглядывать, но досконально их не изучать» (inspicere, non perdiscere). Он заимствовал оттуда в духе «умолчания и соперничества», который был свойствен и кружку Сципионов (70).