Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования - [10]

Шрифт
Интервал

А. Д. Леман разбирает начало речи о родосцах с точки зрения греческой риторики74. Он готов (может, даже слишком готов) принять риторические категории мысли, которые находит у Геллия. Он соглашается с классификацией речи как политической suasio (убеждения) в духе genus deliberativum (рассуждения). Он находит во вступлении такие пункты, как utile, tutum и honestum в их взаимном сочетании. Это делает возможным отклонить критику Тирона; тот ведь судит с точки зрения tutum, а Катон — с точки зрения honestum. Здесь его взгляд не ошибся, но — должен ли был практикующий политик выяснять решение столь часто встающего вопроса, является ли что-то опасным, или же полезным, или нравственным, по греческим учебникам риторики?

Леман, как и Геллий, говорит об «энтимемах»75. Во фрагменте 167 он находит complexio76 и во фрагменте 196 — napâSoÇov в сочетании с traductio. В этом отношении наше исследование рекомендовало повышенную осторожность. Функция словесных повторов в общем контексте указывает на то, что речь идет не о внешнем применении декоративных средств. Так зачем же наклеивать ярлыки? Сам Леман, несмотря на использование риторической терминологии, осторожно подходит к вопросу об использовании Катоном греческой риторической техники. Правда, он готов отнести греческие риторические труды к числу книг, в которые Катон «заглядывал»77; согласимся с этим. Кроме того, он находит и греческую политическую теорию в виде сочетания

evSaipovîa (процветания), vßpig (высокомерия) и rpvcprj (роскоши)76. На точки соприкосновения с Полибием в области теории государства указывал уже Д. Кинаст79. Поскольку здесь имело место и личное знакомство, трудно возразить что-либо существенное против этой конструкции; однако сама по себе мысль настолько банальна и очевидна, что на самом деле в этом случае не было никакой необходимости в греческом источнике.

Наше истолкование, таким образом, позволяет с большей решительностью, чем прежде, констатировать по поводу столь часто переоцениваемого греческого влияния на Катона: если Геллий утверждает, что Катон владеет всеми родами риторического оружия80, то это значит — по меткому выражению Лео — то и только то, как если бы то же самое было сказано о Гомере81.

Что касается стиля речи, мы установили его архаический характер в формах нанизывающего сочетания предложений, в кольцевой композиции и в нагромождении синонимов, свойственном определенным частям, прежде всего началу, где Катон использует сильнодействующие языковые средства, изображая избыток радости, препятствующий правильному размышлению. Аналогичные вещи встретим мы и в Origines с их торжественным противопоставлением греческого культа героев и римской простоты. В обоих случаях богатый ornatus целесообразен и применяется не без скрытой иронии. Благодаря стилистическим преувеличениям Катон доводит радостное настроение ad absurdum и непосредственно после этого обращается к трезвым репликам.

Таким образом мы достигли понимания одной из сторон катоновского своеобразия. Форма мысли, которую мы наблюдали в предисловии в De agriculture, которая, несмотря на «закон растущих колонов» — т. н. «закон Бегагеля», — предполагает, что за более длинным и подробным колоном следует краткий, актуальна и для речи о родосцах82. Находчивость Катона83, безусловно, еще более ценная в сенатских дебатах, чувствуется и в своеобразном фразовом строении заранее отделанных речей: сначала развернутая, умышленно обстоятельная подготовка, затем молниеносный, надежно разящий цель удар.

III. Римский Леонид84

Pulcrum, dii boni, facinus Graecarumque facundiarum magniloquentia condignum M. Cato libris Originum de Q. Caedicio tribuno militum scriptum reliquit.

Idprofecto est ad hanc ferme sententiam:

Imperator Poenus in terra Sicilia bello Carthaginiensi primo obviam Romano exercitu progreditur, colles locosque ido- neos prior occupât. Milites Romani, uti res nata est, in locum insinuant fraudi et perniciei obnoxium. Tribunus ad consu- lem venit, ostendit exitium de loci importunitate et hostium circumstantia maturum. «Censeo» inquit «si rem servare vis, faciundum, ut quadringentos aliquos milites ad verru- cam illam»sic enim Cato locum editum asperumque appellat«ire iubeas, eamque uti occupent, imperes hor- terisque; hostes profecto ubi id viderint, fortissimus quisque et promptissimus ad occursandum pugnandumque in eospra- evertentur unoque illo negotio sese alligabunt, atque illi om- nes quadringenti procul dubio obtruncabuntur. Tune interea occupatis in ea caede hostibus tempus exercitus ex hoc loco educendi habebis. alia nisi haec salutis via nulla est», consul tribuno respondit consilium istuc quidem atque85 providens sibi viderier; «sed istos» inquit «milites quadringentos ad eum locum in hostium cuneos quisnam erit, qui ducat?» «si alium» inquit tribunus«neminem reperis, me licet ad hoc periculum utare; ego hanc tibi et reipublicae animam do», consul tribuno grattas laudesque agit, tribunus et quadringenti ad moriendum proficiscuntur. hostes eorum audaciam demirantur; quorsum ire pergant,


Рекомендуем почитать
Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.


Проблема субъекта в дискурсе Новой волны англо-американской фантастики

В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.


О том, как герои учат автора ремеслу (Нобелевская лекция)

Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.