Маска (без лица) - [4]

После обеда, и «тихого часа» я как обычно пришёл в палату к Оле. Она встретила меня весёлой улыбкой.

— А девчонки меня сейчас пригласили к ним поиграть, — быстро выпалила она, но видя как невольно изменилось выражение моего лица тут же сказала, — я не пойду, не хочу идти, давай лучше в «дурака» сыграем.

— Не, ты иди, а если что — меня позови, — я тут же направился к двери, опустив голову, — мне тоже сейчас играть некогда. Мать обещала приехать, навестить.

— Игорь, а вечером, после ужина, придёшь? Или если хочешь я к вам в палату приду, — в голосе Оли я уловил просящие нотки.

— Конечно приду, — ответил я и направился к себе. Скоро пришла медсестра и сказала, что мама ждёт меня в холле около лестницы. Входить в отделение родителям запрещалось. Я с радостью поспешил к ней и хоть мне хорошо было в этой больнице — по родителям и дому я скучал. Меня ожидал сюрприз, по мимо фруктов и лимонада мама привезла мою гитару. Дело в том, что учиться играть на гитаре я начал с сентября, и к этому времени знал всего несколько пьесок и песен, но мне доставляло большое удовольствие просто перебирать струны и вслушиваться в извлекаемые звуки. Я натирал тогда мозоли на пальцах, но упражнений не прекращал. Эту проблему удалось решить поставив на гитару нейлоновые синтетические струны. Звучали они конечно не так звонко как металлические, но зато и пальцы так сильно не резали. Вобщем мама знала, чем меня обрадовать. С медсёстрами она договорилась при помощи коробки конфет. Унеся гитару к себе и усевшись на постель я тут же взял несколько аккордов. Получилось довольно неплохо, оказывается я не всё забыл за эти три недели. Я всё сидел и вспоминал пьески и песенки, которые разучивал в музыкальной школе. И сам не заметил как быстро пролетело время. Нас позвали на ужин. Оля пошла в столовую уже сама без меня, разговаривая о чём-то с двумя девчонками. Сначала я почувствовал невольный укол, вроде я теперь был ей как бы не нужен, но вспомнив её взгляд и голос, когда она попросила меня придти вечером, решил, что это даже очень хорошо, если она с девчонками сдружиться. Ужин прошёл как обычно, а после я взял гитару и поспешил в палату к Оле. На улице начало смеркаться, был конец апреля, закат в это время начинается рано, и до долгих майских вечеров ещё далеко. Она лежала на кровати в своей пижаме и приветливо спросила, показав на гитару:

— Ух, ты! Это твоя? А играть ты на ней умеешь?

— Если б не умел бы, так не таскал, — ответил я, садясь поудобнее на край постели. Я взял для пробы несколько аккордов и сыграл самую любимую свою пьеску. Вроде кажется что она коротенькая и простая, но мне она почему-то очень нравилась, была в ней какая-то грусть и ещё нежность. Оля меня молча слушала, а потом, когда я закончил играть, вдруг спросила:

— А я тебе нравлюсь…, - она сделала паузу, — такой?

— Что значит такой? — не понял я.

— Ну в этой повязке или маске.

— Да, — я решительно кивнул и невольно смутился, — нравишься.

— А почему? — вопрос прозвучал немного нервно, — ты ведь меня не видел. Ты не знаешь какая я страшная или красивая.

— Ну понимаешь…, - тут я не мог найти что ей сказать в ответ, я же действительно ни разу ещё не видел её лица. По утрам её отводили на перевязку в другое отделение, а в нашем она ни разу не снимала этой своей маски. Но мне это было как-то пофигу. Оля для меня стала именно милой девочкой, в которую я влюбился. Я даже в последнее время не задумывался какая там она, под маской, мне было вполне достаточно взгляда её карих глаз и тихого, мягкого голоса, наших разговоров и игр. Видя, что я нахожусь в замешательстве Оля попросила, внимательно глядя на меня:

— Сыграй ещё.

Я снова стал играть, но уже другую пьеску. Одновременно стараясь собраться с мыслями и всё же ответить на её вопрос. Это у меня не особенно получалось. Закончив играть я ответил первое, что пришло в голову:

— Даже если ты страшная ты мне всё равно нравишься.

— А если я красивая? — тут мне что-то не понравилось в её тоне, наверно лёгкая ирония.

— Красивой ты не можешь быть. Красавицы — они все королевы, гордые, злые и холодные. Считают, что все должны восхищаться ими, у нас в классе училась одна такая. Мой друг в неё влюбился, а она у него только уроки списывала и смеялась над ним. Пользовалась вобщем. Он ещё в драку из-за неё полез, так что ты думаешь она потом сказала? «Мне, — говорит, — нравиться, когда мальчишки из-за меня дерутся». Вот так. Красивых девчонок я терпеть не могу, ненавижу — они привыкли пользоваться своей красотой, считая себя лучше всех.

— Ну это ты не думай так обо всех…, - Оля в замешательстве пожала плечами, — нельзя же по одному человеку обо всех судить.

— Можно. Если так хочешь знать, я думаю, что ты обычная девчонка, хорошая и добрая. Хочешь я тебе спою? Вот только с голосом у меня не очень…, - я тут же пожалел о своём предложении, так как пел действительно плохо. Мне хотелось перевести разговор на другую тему.

— Спой, — почему-то радостно согласилась Оля. И я начал петь, аккомпанируя себе на гитаре. Исполнил я старый романс, который так любила моя учительница музыки и который не очень-то нравился мне. «Утро туманное» называется. Когда я его пел у меня почему-то всегда перед глазами вставал дореволюционный ресторан с белогвардейскими офицерами за столами. Тут я заметил, что Оля не смотрит на меня, а её взгляд рассеян и словно затуманен. Когда я закончил петь она, ещё некоторое время задумчиво смотрела в стену. За окном уже почти стемнело и в палате наступил полумрак. Освещение в коридоре ещё не включили, медсёстры ушли куда-то по своим делам. Я отложил гитару в сторону и тут услышал её тихий голос: