Маска (без лица) - [2]

— Спасибо.

— Не за что, пожалуйста, — только и сказал я в ответ, но у двери неловко обернулся, правда чуть не выронив поднос и добавил, — я тебе могу ещё принести.

— Не надо, у меня своих фруктов полно, — она опустила голову и посмотрела в пол, — а ты можешь просто придти? А то со мной даже девчонки разговаривать не хотят, обзываются только. У меня, кстати, персики есть, мама специально доставала. Хочешь?

— Нет, я сейчас только что поел, — отрицательно я замотал головой, — сейчас приду, только вот эти тарелки в столовку отнесу.

По коридору я не бежал лишь по одной причине — боялся разбить больничную посуду. Швырнув поднос на стол я тут же рванул назад. Забежав к себе в палату я схватил карты, настольную игру «Эрудит» и свою гордость — маленький приёмник, который сам собрал из радиоконструктора. Взяв это всё, я прошёл назад и снова оказался в палате этой девочки. Она уже не лежала, а сидела на постели, а на тумбочке я заметил несколько персиков, лежащих на тарелке. Одета она была в голубую пижаму, со смешным узором из белых цветов. Сам не знаю, почему они мне показались смешными. Мою улыбку она приняла на свой счёт и сразу насторожилась, ожидая насмешки или издевательства.

— Ты что улыбаешься? — в этом вопросе послышалась не только обида, но и страх. — Да нет, ничего, — я тут же стёр улыбку с лица и честно сказал, — пижама у тебя смешная, эти цветы, ну вобщем они на цветы мало похожи.

— А на что же? — недоумённо спросила девочка, рассматривая свою пижаму, словно видела её впервые.

— Неважно, — я ушёл от ответа на её вопрос, — во что играть будем?

— Ты садись, — девочка похлопала ладонью по кровати рядом с собой, и я поспешил воспользоваться её приглашением, — кстати, а как тебя зовут?

— Игорь, а тебя?

— Оля.

— Так во что играть будем? Я в дурака как подкидного, так и переводного умею, или если хочешь в «Эрудит» сыграем, там слова из букв надо составлять, — я всё ещё держал в руках свои «дары».

— Давай в «Эрудит», в карты я почему-то всегда проигрываю, — ответила Оля, — мама говорит, что если во что-то не умеешь играть — не играй совсем.

— Это верно, — согласился я и мы начали играть. Иногда, пользуясь тем, что она была отвлечена игрой и размышляла над словами, я украдкой внимательно разглядывал её. Как я уже говорил её лицо полностью закрывала марлевая маска, но я всё же заметил, что у неё большие карие глаза, светлые длинные ресницы и слегка курносый нос. А из под бинтов выбивались пряди светлых волос. Конечно, я хотел спросить её о том, что с ней произошло, почему она носит эту маску, но очень боялся обидеть её этим вопросом. Мы играли, составляли слова, записывали очки на листе бумаги, а вечер меж тем плавно и незаметно закончился, и медсестра пришла к нам сказав Оле, что пора ей ложиться спать, а мне — отправляться в свою палату. Мы прекратили игру, подсчитали очки, оказалось, что Оля выиграла. Она была очень рада этому.

— Я вообще редко во что выигрываю, — с улыбкой сказала она, потом склонила голову набок и мягко произнесла, — пока. А завтра ты придёшь?

— Конечно, если хочешь, то прям с утра, — ответил я, — ты ведь никуда не встаёшь.

— Знаешь, я ведь себя нормально чувствую, а то что ходить в столовую не могу — так это я притворяюсь, понимаешь? — последнее слово было сказано с такой тоской, что я не ответил, а только кивнул в ответ, — ты медсёстрам не скажешь?

— Нет, я по прежнему буду тебе еду носить из столовой, а если кто доставать здесь начнёт — ты скажи, я за тебя заступлюсь.

— Не надо, просто приходи и всё. Ну ладно, поздно уже, давай иди, а то медсёстры ругаться начнут, — тут я заметил что её взгляд стал каким-то странным, словно мы прощались не до завтрашнего утра, а навсегда. Мне показалось, что она хочет меня хорошо запомнить.

— Пока, до завтра, — ответил я, — да, вот ещё, чуть не забыл, я тебе приёмник свой оставлю, не сможешь заснуть — включи под одеялом, только тихо. А то если медсёстры услышат — отберут.

— Спасибо, — поблагодарила Оля и положила мой приёмник в тумбочку, а я вышел и закрыл за собой дверь. В ту ночь я долго не мог заснуть. Ворочался с боку на бок. В голову всё время лезли мысли об Оле. Я пытался понять, что в ней было такого, отчего я всё время думал о ней. Вроде ничего, я даже лица её не видел. Только эта белая маска. И мягкий, приятный голос. Но мысль о том, что завтра я приду к ней и мы снова будем играть и разговаривать приятно согревала. Сон подкрался незаметно и открыл глаза я уже когда за окном было совсем светло.

С этого дня я почти всё время проводил с Олей. Мы играли, разговаривали и рассказывали друг другу разные истории, забавные и весёлые, смешные и страшные, постепенно становясь как бы ближе друг к другу. В больнице вообще так — человек весь на виду. И тебя знают со всех сторон и тебе вроде как нечего скрывать. Тут не школа, где ты можешь быть одним, а во дворе — другим, тут исчезает стена недоверия, срываются все маски. Как-то раз я решился и задал ей вопрос про её маску, я боялся что она обидится, но Оля только улыбнулась:

— Это после пожара её на меня надели. Мне чуть кожу опалило, а сюда я попала из-за лёгких, врачи сказали, что я дыма наглотаться успела. У нас около дома старый заброшенный сарай стоял, вот мы с девчонками туда решили залезть, там было темно, и мы фонарик с собой взяли, только он неисправным оказался. Ну Машка, подруга моя предложила спичками посветить. А там старые газеты валялись, спичка у неё в руках догорела, Машка обожглась и уронила её, прямо на газеты. Они загорелись, мы сначала потушить сами пытались, затоптать пламя ногами — какое там. На мне кофта загорелась, слава богу её удалось потушить, потом к выходу побежали, а всё уже в дыму — как мы оттуда выбрались сама не помню. Очнулась я уже на траве, а вокруг пожарные суетятся. Сарай тот старый так и сгорел, а меня в больницу отправили. Сначала в Русаковку, а затем сюда. Говорят скоро выпишут.