Марсианка - [17]

– И чтобы больше я тебя никогда не видел! Дрянь! – Олег опять замахнулся.

Ида поняла, что, если она задержится здесь хоть на секунду, он действительно запустит бутылкой. Девушка бросилась бежать. И только отбежав на безопасное расстояние, она остановилась и стала выкрикивать:

– Оказывается, ты еще и псих! Псих чертов! Чтобы я больше к тебе когда пришла! Да провалиться мне на месте! Марсианин! Да! Да! Ты марсианин, а не я! Вот тебе. – Ида показала язык, надела босоножки и пошла напрямик по траве к видневшимся на горизонте телеграфным столбам.

Олег долго следил за мелькавшим в ковыле красным купальником, потом лег. У него подергивалась правая щека и дрожали руки. Лежал неподвижно, без всяких мыслей, не замечая ни светившего прямо в лицо солнца, ни нежных облаков, которые поднимались с горизонта и плыли по небу, словно пух отцветших одуванчиков.

Очнулся он от осторожного шороха. Начался дождь. Мелкий-мелкий, как осенью. Вокруг все шуршало: и трава, и лес, и река, и лежавшая рядом газета. Стало хмуро, неуютно. Олег принялся натягивать на себя успевшую промокнуть одежду.

Сквозь дождливую мглу совсем не было видно телеграфных столбов. Олег взял саквояж, положил в него сандалеты, закатал полотняные брюки и пошел в противоположную сторону. Этим путем было дальше, но он не хотел идти по ее следам.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Анна Трофимовна Гусева на вашем участке живет?

И. К. ПЕРО, участковый милиционер:

– Да… Село Верхняя Ведуга, двенадцатая хата от краю по левую руку, если идти с Большого шляху.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Вы ее хорошо знаете?

И. К. ПЕРО:

– Да. Пора уж знать. Двадцать лет участкую в этом районе.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Что вы о ней можете сказать?

И. К. ПЕРО:

– Что сказать? Баба как баба. В колхозе работает справно. Скандалов за нею не замечалось. Может, на самогоне попалась? Самогончиком балуется, это верно, но в небольших пропорциях. Клеветать не буду. Для себя балуется. Сынишка у нее в городе живет, по праздникам навещает. Ну и того… литруху нагонит когда. А так баба хорошая, работящая. Жизнь у нее тяжелая получилась. Дом сгорел, мужик без вестей десять лет после войны был, объявился потом, а на вторую весну, после того как объявился, его трактором задавило. Заснул в борозде ночью, его сменщик-то и не заметил. Вот одна сейчас и мается без мужика. Сын, правда, помогает.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Расскажите о нем подробнее.

И. К. ПЕРО:

– Натворил чего-нибудь? Поначалу парнишка бойкий был. Это точно. Безотцовщина. По садам шляться стал. Из зенитки пальнул. У нас за околицей справная итальянская зенитка стояла – трофей. Так он что учудил: подобрал снаряд да как бабахнет в небеса. Вижу – парень с прямой дорожки свернул, пропасть может без отца, свел я его к нашей библиотекарше, он и прилип там. Сейчас институт кончил, мать говорит, на заводе работает. Недавно я его в поезде видел. Хороший парень вымахал. Стоял, на хлеба смотрел. Если он что натворил, так я за него поручусь.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Мы подозреваем его в убийстве.

И. К. ПЕРО:

– В убийстве…

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Да. Следы ведут к крупной шайке спекулянтов.

И. К. ПЕРО:

– Вы уж, пожалуйста, разберитесь повнимательней. Матери конец тогда. А ошибки и в нашей работе бывают.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Мы разберемся внимательно.

Троица

Потом Олег с трудом мог вспомнить, как это получилось. Почему он сказал ту фразу. Он пришел с речки мокрый, грязный. А дома было светло, тепло, пахло жареными пирожками и лесом. По стенам были развешаны хвойные ветки, а пол устлан листьями: ярко-зелеными, огромными – клена: маленькими, кокетливыми, уже чуть-чуть желтоватыми – березы; длинными, шершавыми – белой акации. За столом шумела, гремела тарелками, вилками большая компания.

Олег был ошеломлен. Только что он шел босой по грязи, по темной, мокрой степи, а здесь людно, светло, и еще эти листья…

Катерина Иосифовна всплеснула руками, запричитала:

– Где ты ходишь? А ноги-то, ноги – босые! Ты же простудишься!

Павел Игнатьевич ухватил Олега за плечо и усадил его рядом с собой.

– Сейчас мы его лечить будем.

Множество рук потянулось к Олеговой тарелке, накладывая ему закуску. Павел Игнатьевич налил конструктору полный стакан водки. Олег выпил залпом, задохнулся. Из глаз потекли слезы. Кто-то подсунул огурец, кусок хлеба.

– А ты нюхай! Нюхай!

Олег стал жадно есть: он вдруг почувствовал себя голодным. Беседа за столом, расстроенная приходом квартиранта, опять вошла в свое русло. Говорили неторопливо, веско.

– Дожжей в этом году – пропасть. К урожаю.

– Я участок помидорами засадил. Выгоднее всего.

– Анадысь тюль давали. Очередища. Три часа простояла.

Это были последние слова, которые слышал Олег. Его уши плотно заложило ватой. Стало тихо-тихо, только где-то далеко звенел комар и щурилась под дождем трава. Олег сидел, опустив руки на колени, и бессмысленно улыбался. Тело обмякло, голова отказывалась что-либо соображать. Почему собрались здесь эти люди? Зачем по стенам развешаны ветки? Как в какой-то сказке… И Наденька похожа на сказочную принцессу. Сидит напротив, румяная, красивая, глаза блестят. Какая она сегодня нарядная… Розовое платье с бантом… Глаза большие и грустные… Ничего не ест. Бедная девочка, она же влюблена в него. Да, да. Он это знает точно, он это чувствует. Страдает, мучается, не спит по ночам, наверно. Ловит каждый его взгляд. А он путается со шлюхой. Наденька была бы верной, любящей женой. Ничего, что она ленива… Замуж выйдет – переменится. Пойдет работать. Надо только изолировать ее от родителей. Если он женится, ему дадут квартиру…