Марсиане - [70]
Глава третья
Василий Федорович разыскал Сутулова посреди душного, как баня, пришкольного участка.
Завхоз в своей неизменной фуфаечке лежал на дощатом настиле возле пруда и, засунув в зеленую тину босые ноги, дремал. Лицо его было прикрыто парусиновой кепкой.
— Как поживаете, Иннокентий Павлович? — поинтересовался Шершаков, присаживаясь рядом на корточки. — Как дела с ремонтом продвигаются?
— Ремонт? — Иннокентий Павлович потрогал пальцами голову. — Про ремонт, Василий Федорович, вы правильно вспомнили. Плохи у меня дела с ремонтом…
Иннокентий Павлович поболтал в воде ногою, разогнал зеленую ряску, потом намочил в воде кепку и, водрузив ее на голову, углубился в изучение бумаг.
Минут через пять непостижимо ловко — с одной–то рукой — сложил бумажки в конверт и, вернув его Василию Федоровичу, снова вытянулся на дощатом настиле.
— Так голова меньше болит, — пояснил он, закрывая глаза. — Понимаешь ли, Василий Федорович, надо бы пива выпить, да не с кем, а одному мне? Нет… Не дойти мне до чайной…
— Пошли! — Василий Федорович тяжело вздохнул. — Так что в письме–то написано?
— Да ничего особенного… — Иннокентий Павлович снова зачерпнул пригоршню зеленоватой воды и ополоснул ею лицо. — В Париж тебе, Василий Федорович, ехать надо!
Только в чайной, поставив Иннокентию Павловичу четыре кружки пива, выяснил наконец Василий Федорович, что ЮНЕСКО проводит в Париже всемирный съезд мэров населенных пунктов, названия которых происходят от слова ВОЗНЕСЕНИЕ…. На этот съезд и приглашался председатель Вознесихинского сельсовета.
После четырех кружек пива Иннокентий Павлович повеселел.
— На международный уровень выходишь, Василий Федорович! — он похлопал своей единственной рукой Шершакова по плечу. — Надо бы покрепче чего выпить за твои успехи на международном поприще! Как ты думаешь?
С трудом вырвался Василий Федорович из чайной.
Долго не мог заснуть Шершаков в ту ночь. Ворочался, вспоминая о письме. Вставал. Не зажигая света, курил на кухне, всматриваясь в белесые ночные сумерки…
— Ложился бы ты спать, отец… — сонно посоветовала из темноты комнаты жена. — Чего уж теперь то переживать?
— Ложусь… Шершаков затушил красный огонек папиросы. — Ты спи, мать. Спи.
Ранним утром, когда над рекой еще струился туман и, поднимаясь по пологому берегу, истаивал на поселковых улочках, Василий Федорович, подняв воротник пиджака и зажав под мышкой небольшой — с таким первоклассники ходят в школу — портфельчик, вышел из своей калитки и зашагал к автобусной остановке.
Поселок еще спал.
Только у винного магазина сидела на крылечке, кутаясь в жакетку, бабка Егориха.
В последнее время, когда ввели ограничения на продажу спиртного, водку завозили в поселок только разе неделю. Наверное, поселку и хватило бы этого завоза, но в соседних — Вологодской области и в Карелии — давно уже перешли на талоны, и тамошние жители ехали в вознесихинский магазин. Потому–то в день завоза у магазина выстраивалась к двум часам километровая очередь, и уже через три часа в магазине ничего не оставалось.
Само по себе это радовало председателя сельсовета. Не каждый человек согласится отстоять полдня в очереди за водкой… Но были, как говорится, и свои негативные моменты. Один из них и представляла старуха Егориха.
Егориха нюхом чувствовала, когда завезут водку, и занимала тогда очередь в магазин с ночи. И ни дождь, ни жара не могли поколебать ее решимость. Первой выходила Егориха из магазина с раздувшимися от бутылок сумками…
Водку Егориха продавала потом с наценкой, правда, называя ее не водкой, а настойкой на калгановом корне. За корень она и брала наценку в три рубля.
Сейчас, завидев председателя сельсовета, Егориха дернулась было, пытаясь спрятаться, но сама поняла, что прятаться поздно, и потому только чуть подвинулась на крылечке, куда–то далеко уводя свой взгляд.
— Анна Егоровна, Анна Егоровна! — укоризненно проговорил Шершаков, подойдя к ней. — Опять?
— Что опять?! — возмущенно ответила Егориха, отвлекаясь от своих мечтаний. — Уже и на крылечке посидеть нельзя?
— Смотри сама, Егоровна… Доиграешься ведь…
— А я смотрю, смотрю, Федорович! Ты меня не пугай. Я закону не нарушаю. Никогда до двух часов ни грамма не продам! — затараторила в ответ старуха, — А если для желудка кому полезное, то грех не дать. Не все же по Парижам ездют…
И отвернулась от Шершакова, снова вперила свой взгляд в туманную даль.
Василий Федорович уже сидел в автобусе, когда прибежал на остановку его сосед — известный вознесихинский изобретатель шестиклассник Лешка Тумбочкин.
— Здрасте! — выпалил он, всунувшись в автобус. — Дядь Вась! Вы мне «Юного химика» привезите, ладно? Мне продавщица наша говорила, что есть в райцентре эти наборы. Четыре рубля. Вот…
— Куплю! — усмехнулся Василий Федорович. — Сказал же, что куплю… Отец–то потом за это изобретение тебе голову не открутит, а?
— Чего это он опять изобрел? — копаясь в моторе, спросил шофер Гоша. — В Париж–то тебя, Федорович, не по этому ли вопросу вызывают?
— Не по этому! — Шершаков посмотрел на часы. — А что ты копаешься? Ехать пора!
— Пора… — отрываясь от мотора, ответил Гоша и тоже посмотрел на часы. — Где этот Кучеров ходит? Он же тоже ехать собирался…
Ермак с малой дружиной казаков сокрушил царство Кучума и освободил народы Сибири. Соликамский крестьянин Артемий Бабинов проложил первую сибирскую дорогу. Казак Семен Дежнев на небольшом судне впервые в мире обогнул по морю наш материк. Об этих людях и их подвигах повествует книга.
Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг.
Выдающийся поэт, ученый, просветитель, историк, собиратель якутского фольклора и языка, человек, наделенный даром провидения, Алексей Елисеевич Кулаковский прожил короткую, но очень насыщенную жизнь. Ему приходилось блуждать по заполярной тундре, сплавляться по бурным рекам, прятаться от бандитов, пребывать с различными рисковыми поручениями новой власти в самой гуще Гражданской войны на Севере, терять родных и преданных друзей, учительствовать и воспитывать детей, которых у Алексея Елисеевича было много.
Новая книга петербургского писателя и исследователя Н.М. Коняева посвящена политическим событиям 1918-го, «самого короткого» для России года. Этот год памятен не только и не столько переходом на григорианскую систему летосчисления. Он остался в отечественной истории как период становления и укрепления большевистской диктатуры, как время превращения «красного террора» в целенаправленную государственную политику. Разгон Учредительного собрания, создание ЧК, поэтапное уничтожение большевиками других партий, включая левые, убийство германского посла Мирбаха, левоэсеровский мятеж, убийство Володарского и Урицкого, злодейское уничтожение Царской Семьи, покушение на Ленина — вот основные эпизоды этой кровавой эпопеи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».