Марсиане - [69]

Шрифт
Интервал

— Стой! — закричала она. — А у тебя, мазурик, есть разрешение на троллейбусе по чужим огородам ездить?

— Есть, бабушка! — отвечал ей Сутулов. — Мне как инвалиду столько всего позволено, что и не рассказать без бутылки. Разве не видишь, что государство меня даже троллейбусом обеспечило, чтобы я до места назначения добраться мог.

Нечем было крыть на это Егорихе.

— Чтоб тебе! Чтоб тебе! — прокричала она и смолкла, хватая ртом дорожную пыль.

Но хотя и не договорила она проклятия, пожелание ее очень скоро сбылось. Сразу за мостиком через ручей троллейбус так подбросило на ухабе, что треснуло что–то внизу, троллейбус осел на бок, а колесо его покатилось само по себе назад в Вознесиху.

Когда, встревоженный жалобой Егорихи, явился к месту аварии Василий Федорович Шершаков, троллейбус уже выровняли — только вместо колеса поддерживали его сосновые чурбаки. А шофер Гоша, что был командирован директором леспромхоза Кучеровым за новым МАЗом в город, под руководством Сутулова пытался забросить штанги токоснимателей на линию электропередачи. Рядом с ним крутился местный изобретатель шестиклассник Лешка.

— Вы аккуратнее, аккуратнее заводите! — командовал ими Сутулов. — Вправо сейчас берите.

— Авария? — участливо спросил Шершаков, взяв хозяина троллейбуса под локоток.

— Она самая… — не оборачиваясь, ответил ему тот. — Запустили вы дороги, Василий Федорович. Вы еще не решили, по какой статье расходов ремонт троллейбуса проводить будем?

— Н–да… — уходя от прямого ответа, проговорил Шершаков. — А, извиняюсь, товарищ…

— Иннокентий Павлович… — подсказал Сутулов.

— Весьма приятно… — хмыкнул Шершаков. — Так вот, извиняюсь, Иннокентий Павлович, разрешение у вас на этот троллейбус имеется?

— А как же, Василий Федорович! — воскликнул Сутулов. — Как инвалиду, и вообще… мне положен этот транспорт вместе со всеми соответствующими документами. Но что я говорю? Может быть, вы интересуетесь посмотреть их?

— Да… — сказал Шершаков. — Очень любопытно было бы взглянуть на них.

— Ради бога! — Сутулов радушно улыбнулся. — Прошу в мои апартаменты.

Гоше, по–видимому, удалось наконец закинуть штангу на линию электропередачи, потому что, когда Шершаков шагнул в полутьму троллейбуса, навстречу ярко вспыхнул электрический свет.

Шершаков удивленно остановился.

Все стены троллейбуса были проложены пробкой, а пол выстелен хорошо подогнанными друг к другу досками. Стояли здесь намертво прикрученные к полу стол и кровать. Возле стола валялись два опрокинутых стула. Рядом с водительской кабинкой покачивались на плечиках фуфайка, костюм и рубашка.

— Товарищи позаботились! — скромно объяснил хозяин.

Он поднял один стул и вытащил откуда–то пачку бумаг.

Шершаков осторожно взял одну из них.

Бумага была с круглой печатью троллейбусного парка и уведомляла в том, что списанный троллейбус передан тов. Сутулову И. П. как инвалиду труда.

Другая бумага повергла председателя Вознесихинского сельсовета в еще большее изумление. Институт языкознания АН СССР извещал, что тов. Сутулов И. П. работает над трудом по изучению влияния тюркских языков на диалекты северо–западных областей СССР. Всем местным организациям вменялось в обязанность оказывать Сутулову И. П. необходимую помощь.

Утерев со лба пот, Василий Федорович отложил бумаги.

— Тут еще разные документы есть… — Сутулов предупредительно придвинул к Шершакову остальные бумаги.

— Потом, потом… — отмахнулся тот. — И куда же вы, товарищ Сутулов, следуете? Надолго думаете у нас остановиться?

— Следую я, товарищ Шершаков, в Прорвенский диалекто–лексикологический регион… — обстоятельно объяснял Сутулов. — Но, по всей видимости, придется задержаться у вас в связи с ремонтом транспорта. Да и шоссе не помешало бы заасфальтировать. По такой дороге, вы сами понимаете, только технику гробить.

— Н–да… — Шершаков вздохнул. — Дороги заасфальтировать вообще–то нужно бы… Только должен вам сказать, Иннокентий Павлович, что фонды на это дело, хорошо, если в следующей пятилетке отпустят.

— Ай–яй–яй! — сокрушенно вздохнул Сутулов. — Но вы ведь меня, Василий Федорович, без ножа режете! Я–то думал, что через год–два двинусь в путь, а тут, оказывается, десять лет почти ждать придется.


Выйдя из троллейбуса, Василий Федорович погрозил кулаком шоферу Гоше, который копался сейчас возле своего МАЗа, и в состоянии крайней печали и удивления поплелся домой. И этот троллейбус, вставший на вечный прикол на краю села, и хозяин его, обложившийся диковинными справками, — все это было так нелепо и дико, что и не придумать, что делать дальше…

Но настоящая печаль ждала Василия Федоровича впереди.


Явившись утром на службу, Шершаков еще издали разглядел маячащую возле сельсовета фигуру Сутулова.

— Доброе утро, Василий Федорович! — радостно приветствовал его тот. — Вы знаете, меня тут на работу зовут, завхозом в школу, так я обдумал ваше предложение и решил прописаться. Ждать так ждать. Прописывайте.

— Вот как? — квело улыбнулся Шершаков. — Ну и где же вы прописаться думаете? По какому адресу?

— Троллейбусная улица, дом номер один…

На эту Троллейбусную улицу и отправился сейчас Шершаков со своим обклеенным заграничными марками пакетом.


Еще от автора Николай Михайлович Коняев
Рассказы о землепроходцах

Ермак с малой дружиной казаков сокрушил царство Кучума и освободил народы Сибири. Соликамский крестьянин Артемий Бабинов проложил первую сибирскую дорогу. Казак Семен Дежнев на небольшом судне впервые в мире обогнул по морю наш материк. Об этих людях и их подвигах повествует книга.


Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября

Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг.


Алексей Кулаковский

Выдающийся поэт, ученый, просветитель, историк, собиратель якутского фольклора и языка, человек, наделенный даром провидения, Алексей Елисеевич Кулаковский прожил короткую, но очень насыщенную жизнь. Ему приходилось блуждать по заполярной тундре, сплавляться по бурным рекам, прятаться от бандитов, пребывать с различными рисковыми поручениями новой власти в самой гуще Гражданской войны на Севере, терять родных и преданных друзей, учительствовать и воспитывать детей, которых у Алексея Елисеевича было много.


Гибель красных моисеев. Начало террора, 1918 год

Новая книга петербургского писателя и исследователя Н.М. Коняева посвящена политическим событиям 1918-го, «самого короткого» для России года. Этот год памятен не только и не столько переходом на григорианскую систему летосчисления. Он остался в отечественной истории как период становления и укрепления большевистской диктатуры, как время превращения «красного террора» в целенаправленную государственную политику. Разгон Учредительного собрания, создание ЧК, поэтапное уничтожение большевиками других партий, включая левые, убийство германского посла Мирбаха, левоэсеровский мятеж, убийство Володарского и Урицкого, злодейское уничтожение Царской Семьи, покушение на Ленина — вот основные эпизоды этой кровавой эпопеи.


Галактика обетованная

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чужая кассета

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Рассказы

В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.


Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.


Неудачник

Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».