Николай КОНЯЕВ
ЧУЖАЯ КАССЕТА
Рассказ
Еще в прошлом году все было так хорошо, но в начале восьмого класса Вика проболела почти два месяца и. вернувшись в школу, почувствовала, что сильно отстала от своих одноклассников, отстала не только по учебе, но — главное! — в чем-то другом, гораздо более важном, нежели учеба.
Вика почувствовала это, когда на первой переменке к ней подошел Костя Угаров — неприятно толстый, с шарящими по сторонам глазами мальчишка — и сказал:
— Слушай! Ты на четвертом трамвае домой ездишь?
— На четвертом…
— А я тоже на четвертом… — Костя уставился своими шарящими глазами прямо на Вику, и Вике стало неловко от этого взгляда.
— Ну так и что? — ежась, словно от холода, спросила она.
— Как это что? — удивился Угаров. — Ты на четверке домой ездишь и я на четверке. Значит, нам дружить надо — мы же рядом почти живем. — Он помолчал немного, а потом добавил задумчиво: — Это хорошо, что ты как раз сейчас подвернулась. Я со своей девчонкой разругался, а тут как раз ты. Да я лучше уж с тобой гулять буду. От той потом еще два квартала топать надо, а ты рядом живешь…
Вика слушала его и ничего не понимала. Конечно, что-то, наверное, случилось за эти месяцы в классе, все стало другим, другими стали отношения… Все так, но Вика не умела понять этого, не могла.
Покраснев, она мотнула головой:
— Н-нет!
— Нет?! — изумился Костя. — Да ты что?! Ты сама подумай! Мы же почти рядом живем. Если у тебя предки дома, то можно будет ко мне слинять. Сечешь?
— Нет! — Вика вырвала свою руку из Костиной и побежала прочь.
Она не видела, как недоуменно пожал своими пухловатыми плечами Костя, не услышала, как: «Да оставь ты ее! Она же из больницы — вся в комплексах!» — сказал, подходя к Косте, его приятель Юра.
— А я что? — возмутился Костя. — Я не в комплексах, да? Что. я инопланетянин по-твоему?
— Перетопчешься… — спокойно сказал Юра. — Походишь пока и за два квартала к своей. Совсем уже жиром оброс — инопланетянин!
Ничего этого Вика не слышала, ко ей было страшно и хотелось плакать. Вика боялась, что на следующей перемене Костя снова начнет приставать к ней.
Однако опасения Вики не оправдались. На следующей перемене Костя даже и не пытался подойти к Вике. И на большой перемене тоже. Он вообще, кажется, позабыл про Вику.
К концу уроков Вика совсем успокоилась, но как только успокоилась, как только перестала бояться, сразу почувствовала в себе некое похожее немножко и на обиду, и на разочарование недоумение. Уже в гардеробе Вика рассказала о случившемся Ирке — своей лучшей по прошлому классу подружке. Но Ирка только обидно засмеялась в ответ.
— Ну и дура! — сказала она. — А чего же ты хочешь тогда, если сама и виновата?
И сразу же отошла от Вики — какой-то мальчишка из другого класса отозвал ее.
Тогда Вика и почувствовала в первый раз это… Словно бы кончился воздух… Или нет… Словно бы все вокруг, и воздух тоже, — покрылось прозрачной, скользкой, как полиэтилен, пленкой, гибкой и прочной. Вика хватала ртом воздух, но эластичная невидимая пленка не пропускала его…
Торопливо выскочила Вика на улицу, но и там не смогла вдохнуть в себя сыроватый, серый воздух. Кое-как доплелась Вика до дома, и мать сразу потащила ее к врачу. Вика задыхалась.
— Это нервное… — послушав Вику, сказал врач. — Это реакция на стрессовую ситуацию.
Стресс, видимо, спал, снова Вика могла дышать глубоко и свободно, и мать успокоилась.
— Чего у тебя там случилось сегодня? — спросила она у дочери.
— Ничего… — честно ответила ей Вика и заплакала.
С этого дня у нее начали выпадать ресницы. Тоже от стресса, как объяснил врач.
Напрасно мать пыталась выведать у Вики причину стресса, напрасно допытывалась она у классной руководительницы об этом — никто не мог ей ничего ответить. Вика только плакала, когда мать приставала к ней с расспросами. Она сама не понимала: что происходит. Никто не обижал ее, просто так получилось, что ее как бы и не замечали. Эта невыносимо прочная пленка, повисшая вокруг, отделяла Вику от одноклассников, и невозможно было докричаться через нее.
Через полтора месяца Вика догнала класс по всем предметам, и пятерки снова заполнили ее дневник, но отчуждение не исчезло и, пересилив себя. Вика отправилась однажды вечером к своей бывшей подружке Ирке.
Иркиных родителей дома не было, а сама Ирка то ли ждала кого-то, то ли собиралась куда, но встретила она Вику уже одетая и накрашенная.
— Ну! Чего тебе надо? — не слишком-то приветливо спросила она. — Что у тебя опять стряслось?
Сбиваясь, Вика торопливо рассказала ей все. И про то, что у нее стрессы, и про отчуждение, которое душит ее в классе.
Нахмурившись, Ирка взглянула на часы.
— Потому что дура, вот и живешь так! — сказала она. — Только и знаешь, что уроки зубришь. А зачем? Я своим сказала уже: если хотят, чтобы я дальше училась, пускай в школу чего-нибудь несут. Думаешь, там знания наши нужны? Как же… В общем, я так и сказала, что и пальцем не пошевельну, пускай они сами думают, куда меня устраивать… Поняла?
— Поняла… — сказала Вика, хотя ровным счетом ничего не поняла. — Ну, а мне… Мне-то что делать?
— Тебе? — Ирка критически оглядела ее. — Слушай, а что это у тебя с ресницами?